Предания нашей улицы
Шрифт:
Вдруг с боковой лестницы, ведущей на крышу, послышался голос младшей из сестер:
— Помоги мне со стиркой, Шафика! Что ты сидишь без дела, словно окаменела?
— Эй, Саида! Твой голос разбудит всех змей! А ты, Шафика, не отлынивай от работы, — прокричал им Балкыти.
Значит, ее зовут Шафика! Какое прекрасное имя! Даже сердилась она на рынке не обидно. А как светились благодарностью ее прекрасные черные глаза! Узнает ли она, что я принял это опасное приглашение лишь ради нее?
Тем временем Балкыти открыл комнату слева по коридору, пропустил вперед Габаля, затем сам вошел и затворил за собой дверь. Сев на длинную тахту, стоящую справа от двери, Балкыти усадил Габаля рядом с
«Быть может, — подумал Габаль, — этот человек убьет меня и закопает в пустыне, как я Кадру. И избранница моя так и не узнает, что я пожертвовал жизнью ради нее». Голос Балкыти прервал его размышления:
— Что ты умеешь делать?
Габаль, вспомнив, что в кармане у него всего несколько монет, ответил:
— Я найду какую-нибудь работу!
— Но, может быть, тебе не к спеху искать работу? Вопрос этот обеспокоил Габаля.
— Лучше, если я найду работу прямо сегодня, — сказал он.
— У тебя телосложение футуввы!
— Но я ненавижу насилие! Балкыти рассмеялся.
— А чем ты занимался у себя? — спросил он. Поколебавшись, Габаль пояснил:
— Я работал в управлении имения.
— Вот как?! И как же ты оставил эту счастливую жизнь?
— Судьба!
— Ты что, заглядывался на какую-нибудь госпожу?
— Боже упаси!
— Ты очень осторожен, но скоро ты привыкнешь ко мне и раскроешь все свои тайны.
— Даст Бог!
— У тебя есть деньги?
Опять беспокойство охватило Габаля, но он не показал виду и честно сказал:
— Есть немного, но их надолго не хватит.
— Ты умен, как ифрит! — подмигнул Балкыти. — Знаешь, из тебя может выйти прекрасный заклинатель змей. Может, мы будем работать вместе? Не удивляйся моим словам. Я стар и нуждаюсь в помощнике.
Габаль не принял эти слова всерьез, но ему хотелось как-то сблизиться с этим человеком. Он открыл было рот, но Балкыти опередил его:
— Мы обдумаем все не спеша, а сейчас…
С этими словами он поднялся и направился к выходу.
После полудня мужчины вышли из дома. Балкыти отправился по своим делам, а Габаль решил пойти на рынок осмотреться и сделать кое-какие покупки. Вернулся он уже вечером, отыскав уединенно стоящий дом по свету, пробивавшемуся из его окон. Подойдя вплотную к дому, он услышал внутри голоса спорящих и не мог удержаться, чтобы не прислушаться к разговору. Габаль различил голос Саиды:
— Если ты правильно угадал, отец, то, значит, он совершил преступление и бежал. Тогда нам придется иметь дело с футуввами его улицы! Л что мы можем против них?
Но Шафика возразила:
— Он не похож на преступника! Балкыти насмешливо спросил:
— Ты уже так хорошо знаешь его?
— Почему же он бежал от благополучной жизни? — воскликнула Саида.
— Нет
— И откуда ты все знаешь? — с насмешкой в голосе спросила Саида.
— Общение со змеями, — вздохнул Балкыти, — не прошло для меня даром, я дал жизнь двум гадюкам!
— Отец! Ты пригласил его в дом, ничего не зная о нем!
— Кое-что я уже знаю, а впоследствии узнаю все. В конце концов, у меня есть глаза. А пригласил я его, убедившись в его смелости, и решения своего не изменю!
При других обстоятельствах Габаль ушел бы не задумываясь. Ведь оставил же он без колебаний благополучную жизнь. Но к этому дому его словно приковывала неведомая сила. Как сладостны были звуки голоса, защищавшего его. Этот нежный голос рассеивал ночные страхи. И казалось, лунный серп над горой улыбается, словно сообщая радостную весть. Габаль немного обождал, потом кашлянул и постучался. Дверь открыл сам Балкыти, в руке он держал фонарь. Мужчины прошли в свою комнату, и Габаль, положив на поднос принесенный им сверток, сел на тахту. Балкыти спросил, указав на сверток:
— Что это?
— Финики, сыр, халва и горячая таамия… Балкыти улыбнулся.
— Значит, у нас есть все, что нужно, чтобы провести приятный вечер.
Он дружелюбно похлопал Габаля по плечу.
— Не так ли, сын управляющего?
Сердце Габаля невольно затрепетало. В памяти неожиданно всплыли картины прежней жизни: Ханум, заменившая ему мать, сад с жасминовыми кустами, соловьи, поющие над ручьями, мир и сладкие мечты. Жизнь, канувшая в небытие. Но тут его печальные воспоминания словно смыло теплой волной, и перед ним возник образ нежной девушки. И опять он почувствовал таинственную власть дома, где живут змеи. С неожиданным воодушевлением Габаль воскликнул:
— Как хорошо жить с тобой рядом, дядюшка!
35
Сон пришел к нему лишь под утро. Всю ночь его мучил страх. В кошмарных видениях ему чудился ее образ, виделся сад с кустами жасмина, лепестки которого осыпались на сухую траву, где ползали насекомые. Эти образы были порождением темноты и неизвестности. Лежа во тьме, Габаль рассуждал: «Кто ты такой? Ты лишь чужак в доме, где живут змеи. И тебя преследует совершенное тобой преступление, а сердце твое сжимается от внезапно охватившей его страсти». Единственное, чего желал Габаль, — это покоя и отдыха. Он не так боялся змей, как предательства со стороны человека, храпевшего рядом, на своей кровати. Кто знает, не притворен ли его храп. Он ничему сейчас не верил. Ведь даже Даабас, который обязан ему жизнью, может по глупости разгласить тайну. Тогда Заклат разъярится, мать начнет лить слезы, а на злосчастной улице заполыхает пламя вражды. А любовь, которая привязывает его к этому дому, к комнате укротителя змей? Как знать, доживет ли он до такого дня, когда сможет громко сказать о сжигающей его страсти? Эти-то мысли и не давали Габалю уснуть до самого рассвета.
Когда утренний свет проник сквозь окно в комнату, Габаль поднял отяжелевшие веки и увидел Балкыти, который, сгорбившись, сидел на постели и жилистыми руками массировал под одеялом свои ноги. Несмотря на головную боль из-за кошмарной ночи, Габаль, успокоившись, улыбнулся. Сейчас он проклинал не дававшие ему уснуть кошмары, которые рассеялись при первых лучах солнца, как летучие мыши. Неужели такие кошмары мучают всех убийц? Да! С древних времен преступление в крови его славной семейки. Тут Балкыти громко зевнул, извиваясь, как танцующая змея, и стал громко и долго кашлять. Грудь его ходила ходуном. И казалось, глаза вылезут из орбит. Когда кашель утих, Балкыти глубоко вздохнул, а Габаль сказал: