Предания нашей улицы
Шрифт:
— Я никого не прошу верить мне или оказывать поддержку! — ответил Касем, а Закария поднялся с места и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Касем, тебя кто-то сглазил. Я разбираюсь в этих вещах. Слишком много говорили о твоем уме и везенье, вот и сглазили. Да убережет тебя Аллах от шайтана! Помни, что сегодня ты один из знатнейших людей нашего квартала, ты можешь заняться торговлей на средства жены, можешь нажить огромное богатство. Выкинь из головы опасные мысли и цени то, что имеешь в жизни.
Касем потупил взор, опечаленный, потом снова поднял
— Я не выкину из головы эти мысли, даже если все имение отдадут в мою полную собственность.
74
Что ты собираешься делать? До каких пор будешь раздумывать и ждать? И чего ждать? Если даже родные тебе не верят, кто поверит тебе? Что пользы печалиться? И стоит ли размышлять, лежа у скалы Хинд в полном одиночестве? Ни звезды, ни ночь, ни луна не дадут ответа. Или ты ждешь новой встречи со слугой Габалауи? Что она тебе даст? Ты бродишь вокруг того места, где, как говорят предания, произошла встреча Габаля с дедом, и часами стоишь у стены, где Рифаа якобы разговаривал с ним. Но ты так никого и не встретил и не услышал ничьего голоса, и никакой слуга больше не появляется. Что ты будешь делать? Этот вопрос преследует тебя, как солнце преследует пастуха в пустыне. Он лишает тебя покоя и радости. Габаль, как и ты, был одинок, но он победил. Рифаа знал свой путь и следовал им до самой смерти. И дело его победило. А ты что намерен делать?
Его мысли прервал голос Камар:
— Ты совсем не обращаешь внимания на свою дочь. Она плачет, а ты не успокоишь ее, не хочешь поиграть с ней.
Касем улыбнулся малышке, вдохнул ее запах и, очнувшись от своих размышлений, проговорил:
— Как она прелестна!
— Целый час ты сидишь с нами и ни разу не взглянул в нашу сторону, словно мы чужие!
Касем подсел поближе к жене, погладил ее по щеке, поцеловал дочь и сказал:
— Разве ты не видешь, как мне нужна твоя любовь?
— Мое сердце, полное любви и нежности, отдано тебе, но ты сам себя не щадишь!
С этими словами Камар передала мужу дочь. Касем обнял девочку и стал нежно укачивать ее, слушая ее невинный лепет. Вдруг он сказал:
— Если Господь поможет мне одержать победу, я не лишу женщин права на имение.
— Но ведь имение принадлежит только мужчинам! — удивилась Камар.
Касем посмотрел в черные глаза малышки.
— Мой дед, — сказал он, — через слугу своего передал, что имение принадлежит всем жителям улицы. Женщины составляют половину всех жителей, но, как ни странно, они у нас не пользуются уважением. Когда мы учредим справедливость и милосердие, их будут уважать!
Глаза Камар светились любовью и состраданием. Он говорит о победе, но где она? Ей очень хотелось дать ему совет быть осторожнее и беречь себя, но она не решалась. Что принесет им завтрашний день? Какая судьба ждет ее? Судьба Шафики, жены Габаля? Или же ей уготована участь Лбды, матери Рифаа? Она вздрогнула и отвела взгляд в сторону, чтобы Касем не прочел в ее глазах мрачных мыслей.
Когда
Яхью они застали сидящим на пороге его лачуги за кальяном, от которого распространялся запах подслащенного табака. Касем представил муаллиму своих друзей, и все они расположились в комнатке с небольшим окном, через которое виднелась яркая луна. Яхья с любопытством всматривался в лица молодых людей, спрашивая себя: неужели именно они перевернут все на улице вверх дном? Он вновь стал повторять Касему то, что говорил уже не раз:
— Смотри, чтобы о тайне твоей не проведали раньше, чем ты будешь готов действовать!
Мужчины передавали мундштук кальяна из рук в руки. Лунный свет, проникавший в окошко, освещал голову Касема, и казалось, что она увенчана нимбом. Пятно света лежало на плече Садека. Угольки в жаровне сверкали в темноте.
— А как мне готовиться? — спросил Касем. Старик засмеялся.
— Избранник Габалауи не вправе обращаться за советом к такому старику, как я! — пошутил он.
В наступившей тишине громче слышалось бульканье воды в кальяне.
— У тебя два дяди, — снова заговорил Яхья. Правда, от Закарии ни пользы, ни вреда, а вот Увейсу надо что-то пообещать, чтобы привлечь на свою сторону.
— Но что?
— Пообещай ему управление кварталом бродяг. Все получат равную долю от доходов, — заметил Садек. — Так сказал Габалауи.
— Как удивителен наш дед! — засмеялся Яхья. — В Га-бале он явил себя силой, в Рифаа — милосердием, теперь же — чем-то новым!
— Он владелец имения, — пояснил Касем, — и может по своему усмотрению изменить десять условий.
— Однако у тебя сложная миссия, сынок. Она касается всей улицы, а не отдельного квартала.
— Такова воля владельца!
Яхья зашелся в сильном кашле, который совсем его обессилил, и Хасан вызвался следить за кальяном вместо него. Яхья, вытянув ноги, тяжело дышал, затем, придя в себя, спросил:
— А к чему прибегнешь ты, Касем, к силе, как Габаль, или к любви, как Рифаа?
Касем поправил головную повязку.
— К силе — в случае необходимости, а к любви — всегда!
Яхья одобрительно закивал головой и, улыбнувшись, сказал:
— Единственный твой недостаток тот, что ты слишком интересуешься имением. Это навлечет на тебя неисчислимые неприятности.
— Но как люди могут жить, не пользуясь доходами от имения?
— Как жил Рифаа!
— Он жил, пользуясь помощью отца и тех, кто его любил, — серьезно и в то же время почтительно сказал Касем. — Но никто из его друзей не смог следовать по его стопам. А наша несчастная улица очень нуждается в чистоте и порядке.
— Разве нельзя добиться этого, не трогая имения?
— Никак нельзя, муаллим. И еще надо расправиться с футуввами. Тогда узнаем мы не только уважение, которого добился для своего квартала Габаль, и любовь, к которой призывал Рифаа, но и счастье, о котором мечтал Адхам.