Предания вершин седых
Шрифт:
Они перенеслись к невысокому лесному водопаду, струи которого прикрывали серебристой занавесью вход в пещеру. В тишине под зелёными сводами древесного шатра перекликались птичьи голоса, а солнечные лучи еле пробивались сквозь густую листву.
— Это здесь... Надо пройти сквозь водопад внутрь, но в этом поможет колечко, и ты не вымокнешь.
Ещё шаг — и они очутились в зябком полумраке на берегу подземного озерца. Тут их ждала матушка Бронуша, сидя на большом камне, а у её ног мерцала масляная лампа. Тьму она разгоняла еле-еле, так что даже стен пещеры свет её не достигал, и они терялись
— Разувайся и заходи, — позвала женщина-кошка.
Ух и холодна была водица! Веселинка вскрикнула, и Драгана белозубо рассмеялась. Свет лампы отражался на поверхности озерца и достигал дна — так прозрачна была вода. Веселинка, подоткнув подол и ощущая босыми ступнями каменистое дно, побрела к Драгане.
— Ну, гляди, — сказала та, нагибаясь и опуская лампу поближе к поверхности воды.
Веселинка глянула и обомлела: на дне густо лежали золотые самородки разных размеров, укрывая его мерцающим ковром. Драгана погрузила руку в воду и достала несколько. Они поблёскивали на её мокрой ладони.
— Вот оно, золото самородное. Такие местечки — большая редкость, — сказала женщина-кошка. Свет лампы отражался в её глазах тёплыми огоньками.
— Ух... Сколько же его здесь! — восхищённым полушёпотом проговорила Веселинка, тоже опуская руку в воду, чтобы потрогать самородки. — Тяжёлые какие! И вы всё это достанете?
— Всё подчистую выгребать нельзя, — ответила супруга. — А то матушка Огунь осерчает: она не любит жадных. Мы можем взять только часть. Но даже эта часть — целая гора золота! Такая удача бывает раз в столетие, а то и реже!
— Подумать только: я хожу по золоту! — рассмеялась Веселинка, переминаясь с ноги на ногу: самородки врезались ей в ступни.
— Ага, — широко улыбнулась Драгана. — Ну вот, ты поглядела, какая у нас с матушкой работа. Теперь ты довольна, моя любопытная ладушка?
— Да, теперь я видела всё! — отозвалась та, всё ещё топчась на самородках и посмеиваясь.
— Ну, а теперь и пообедать можно, — крякнула матушка Бронуша, потянувшись к корзинке со съестным.
Чем ближе был срок родов, тем тревожнее Веселинке становилось. Опять вернулись страхи и кошмарные сны о каменном дитятке. Случалось, и слёзы она проливала тайком от всех. Драгана не могла не чувствовать, что с супругой что-то творится.
— Ладушка, что с тобой? — спрашивала она ласково, заключая Веселинку в жаркие в прямом смысле этого слова объятия. — Ты будто сама не своя... Что тебя тревожит, родная?
Сначала Веселинка отнекивалась, но потом призналась:
— Дитятко... Каменное. Снится оно мне, боюсь я... Боюсь, как бы у меня такое не родилось!
— Ну вот, жалею уже, что тебе про это рассказала, — покачала головой женщина-кошка, нежно щекоча подбородок супруги.
Приложив к животу Веселинки ухо, Драгана долго слушала. Что она там слышала? Видно, что-то хорошее, раз её губы приоткрывались в такой довольной улыбке.
— Что там? — с беспокойством спросила Веселинка.
Драгана улыбнулась ещё шире, так что открылись её
— Два сердечка... Тук-тук, тук-тук, — сказала она, поглаживая живот жены. — Одно — матушки, второе — дитятка. Нечего бояться, моя горлинка, всё хорошо с нашей дочкой.
У Веселинки отлегло от сердца, но только на один день. Назавтра она уже опять просила Драгану послушать, как там маленькая — жива ли? Супруга-кошка со смешком-мурлыканьем исполняла её просьбу снова и снова — день за днём, до самых родов. И каждый раз её ответ был неизменен:
— Всё хорошо, ладушка.
Веселинка раскатывала тесто для пирога, когда что-то заныло внутри. Сперва несильно, и она продолжала возиться на кухне, стряпать, прибирать, суетиться... Вот пирог поставлен в печку, и Веселинка наконец присела отдохнуть.
— Ой! — вырвалось у неё.
Тут ещё и не такое бы вырвалось, но Веселинка не хотела, чтоб дочка слушала «мужицкую» ругань. Охая, отдуваясь и придерживая рукой большой живот, она кое-как выбралась из кухни...
Драгана с матушкой Бронушей по несколько раз в день отлучались с работы, чтобы проведать Веселинку: она донашивала дитя последние деньки, и ей в любой миг могла потребоваться помощь. Горячие ладони супруги легли на её живот, и боль сразу стала меньше.
— Сейчас, сейчас, моя ягодка, — приговаривала Драгана, бережно поднимая Веселинку на руки.
А Веселинка стонала:
— Пирог... Ладушка, я пирог поставила! Не сгорел бы...
— Моя ж ты ласточка! — нежно промурлыкала супруга. — Не заботься о нём, матушка Бронуша проследит. У нас с тобой сейчас другая забота, поважнее!
Щедрая хозяйка-осень наводила румянец на яблоки в садах, ветер деловито шуршал, подметая листву, жарко топилась печь, и огонь в топке бросал янтарные отблески на стены, разгоняя ночной мрак. Новорождённая кроха грелась в двойных объятиях — Веселинки и Драганы. Одной рукой женщина-кошка держала малютку у своей груди, а другой обнимала прильнувшую сбоку супругу. Веселинка, поддерживая головку кормящейся дочки, смотрела в её личико с чуть усталой, умиротворённой улыбкой. Все страхи были позади и рассеялись, как дымок, поднимавшийся из печной трубы в тёмное небо.
А следующей осенью Веселинка смотрела, как матушка Владина кормит её крошечного братца: у Бермяты наконец-то родился сын — «подарок на старости лет», как называли его счастливые родители. Озарка весной встретила на Лаладиной седмице женщину-кошку, о которой так мечтала; краем уха она слышала, что Комар тоже на ком-то женился, но этой девушке она не особенно завидовала.
— Ну, мать, ты даёшь, — озадаченно проговорила Снегурка, заглянувшая в гости, когда уже можно было показывать дитя посторонним.
А Дерила, кряхтя, вкатил в дом бочонок хмельного мёда.
— А это к чему? — удивилась Владина.
— Да, видишь ли, мы с твоим супругом поспорили, родится ли у вас когда-нибудь мальчонка, — сказал сосед. — Я, понятное дело, поставил против, а он — за. Ну... проспорил я, что уж тут. Вот, как и договаривались... — И Дерила хлопнул ладонью по бочонку. — Ладно, поздравляю с сыном! Ну, я пошёл.
— Постой-ка, соседушка, — лукаво усмехаясь, задержал его Бермята. — А ты ничего не забыл из условий спора?