Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)
Шрифт:
21 мая в Москве в Лужниках состоялся небывалый по численности для России митинг в поддержку демократических депутатов съезда. Этот митинг положил начало массовой кампании, которая во многом меняла моральную обстановку на съезде.
Сразу после майских праздников идея проведения такого митинга была высказана на заседании Московского бюро информационного обмена (структура, созданная в 1988 году несколькими членами разных групп и во многом унаследовавшая функции Клуба социальных инициатив) опытным «митинговым волком» В. Золотаревым. Одновременно необходимость массового выступления обсуждалась в штабах статусных либералов в «Московских новостях» и «Веке XX и мире». Идея массового митинга была озвучена на заседании «Московской трибуны» Леонидом Баткиным. Была получена поддержка «прорабов перестройки», которым предстояло стать звездами замысленного неформалами шоу. Заявку
246
Митинг 21 мая // www.igrunov.ru
Решили составить оргкомитет из статусных либералов и неформалов с опытом организации митингов. Неформальные организации и известные «либеральные коммунисты» впервые договорились о сотрудничестве, которое позволило «либералам» получить помощь организационной структуры неформалов, а неформалам – известных всей стране ораторов. К делу подключились «Мемориал», «Московская трибуна», писательское общество «Апрель», «Гражданское достоинство», Конфедерация анархо-синдикалистов, «Московский народный фронт», «Демократическая перестройка». Для неформалов это был хороший повод преодолеть распри прошлого года. Автор идеи В. Золотарев рассматривал митинг как продолжение кампании 1988 года, и много лет спустя после событий считает: «Если говорить честно, то общедемократическое значение тех митингов, которые мы начали организовывать вместе с „Общиной“ за год до этого, в мае 1988-го, было выше, потому что тогда произошел запуск этого широкого процесса» [247] . Но митинг 21 мая 1989 года, несомненно, придал движению новый масштаб и сделал митинговую кампанию уже практически непрерывной. Теперь власть находилась под постоянным давлением улицы и знала, что попытка усилить авторитарный нажим приведет к немедленному выходу на митинги сотен тысяч людей в столице и других городах.
247
Там же.
Поняв, что избежать манифестации не удастся, власти предоставили для нее удаленную от центра и людских потоков площадку в Лужниках. Туда уже «ссылали» митинги «Московского народного фронта», где «фронтовики» сиротливо кучковались на огромном безлюдном пространстве.
На случайных прохожих, как в 1988 году, надежды не было – в районе площадки в Лужниках не бродили толпы случайных прохожих. Чтобы манифестация получилась, нужно было собрать всех неслучайных. Совместными усилиями удалось распечатать тысячи объявлений о митинге и обклеить ими всю Москву.
На роль ведущего планировался Ю. Афанасьев, но он оказался за границей, и представитель неформалов В. Игрунов позвонил Попову. «Он тут же, мгновенно согласился – не глядя! Все телефоны выписал, какие только можно, чтобы я его нашел под землей, у тещи, я не знаю у кого!… В отличие от Афанасьева. Зубами впился!» [248]
С утра 21 мая в Лужники от ближайших станций метро двинулись потоки сторонников демократии. К началу митинга обширная площадка была заполнена людьми. Поддержать демократию собралось 150—200 тыс. человек, чего в Москве прежде не случалось. Над поверхностью моря голов развевались флаги национальных движений и политических организаций, включая дээсовский триколор и черное знамя анархии.
248
Игрунов В. О становлении политики на рубеже 80-х и 90-х // www.igrunov.ru
Трибуной служил грузовик, на котором висели лозунги: «Вся власть – съезду народных депутатов!», «Завоевания Октября – защитим!» (имелась в виду власть Советов). Эти лозунги были согласованы с Московской группой депутатов, для которых было важно, чтобы съезд начал обсуждение основных вопросов жизни страны, а не превратился в коллегию выборщиков Верховного Совета. Выступающие на митинге заметно расширили эту повестку.
Грузовик был отделен от людского моря легким ограждением и охраной «мемориальцев»
Между ними происходила упорная борьба за место у ведущего – Гавриила Попова (иногда его заменял Л. Баткин). Попов держал в руках список претендентов и в зависимости от лоббистских давлений передвигал кандидатов выше и ниже по списку, допуская их затем к микрофону. По правую руку от Попова располагалась монументальная фигура Ельцина, смотревшего на людское море, как Петр I на Финский залив. Депутаты с борта грузовика живо общались с ходоками, прорывавшимися через оцепление.
Появление на площади Ельцина вызвало в народе ликование, напоминавшее о временах Керенского и Ленина. Периодически плотная группа людей, расположившаяся ближе к трибуне, начинала скандировать «Ельцин! Ельцин!», заглушая ораторов. Вождь механически двигался, то благосклонно кивая, то обращая взор на теснившихся вокруг людей, желавших пообщаться. Ельцин отвечал односложно и сверху вниз – пока из-за разницы в росте.
В своем выступлении Ельцин заинтриговал народ и власть: у Московской группы есть свой сценарий проведения съезда. Но дальше заговорил как коммунист, и часть выступления посвятил необходимости проведения внеочередного съезда КПСС. Общество опередило в развитии партию, и партия должна его догнать. Неформалы недоумевали – зачем?
Андрей Сахаров доказывал необходимость передачи всей власти съезду и часть выступления посвятил гдляновской теме борьбы с мафией. Находившийся рядом Гдлян развил ее с еще большим успехом. По воспоминаниям В. Прибыловского, «достаточно холодно встретили Сахарова и, одновременно, совершенно истерические овации устроили Ельцину и, особенно, Гдляну». В. Золотарев вспоминает, что Сахаров «всегда, к сожалению, очень плохо выступал – заикался, мекал, и выглядело это на митинге очень неуместно. Говорил он плохо, но трогательно» [249] .
249
Митинг 21 мая // www.igrunov.ru
«Мострибуновец» Леонид Баткин также развил тему власти, справедливо заметив, что лозунг «Вся власть Советам!» без акцента на первое слово бессмыслен.
Алесь Адамович сравнил предстоящий съезд с французскими Генеральными штатами и пообещал, что депутаты не покинут зал столько, сколько будет нужно для победы демократии. Эти аналогии с Французской революцией понравились и народу, и собравшимся на грузовике дантонам и Робеспьерам.
Неформалы, для которых митингование уже не было в диковинку, стремились организационно закрепить возникшую консолидацию «демократических сил». Михаил Малютин из «Московского народного фронта» предложил создать на базе оргкомитета митинга оргкомитет Объединенных демократических сил. Статусные «либералы» не поддержали эту идею, предпочитая создавать объединение под руководством парламентской фракции. На деле это замедлит консолидацию оппозиции и еще сильнее ослабит в ней дух демократии.
Я выступал от имени Конфедерации анархо-синдикалистов. Ее название шокировало (тем более что Попов не смог выговорить его с первого раза и тем привлек внимание уже начинавшей скучать публики). Впрочем, я не стал звать к разрушению государства, удивив слушателей еще и конструктивностью советского анархизма. Я призвал все политические силы, включая коммунистов, по примеру Восточной Европы собраться за «круглый стол» и выработать согласованный путь выхода из тупика, в который КПСС завела страну. Предложение сесть за «круглый стол» вызвало гнев официальной прессы, но круглый стол в Москве все же стал собираться – разумеется, без коммунистов, что помогло демократам лучше подготовиться к предвыборной кампании 1990 года.
Вспоминает Глеб Павловский: «На митинге я почувствовал почти физическое отвращение к происходящему. Я понял, что говорю не то, что я хочу, а то, что они от меня хотят. Я должен говорить то, что ждет от меня эта сосущая масса, которую я должен поддерживать в ревущем состоянии. И я понял, что я этого не хочу».
Интересно сравнить эти впечатления со своими. Вспоминается народное море до горизонта, подпитывающее оратора напряженное внимание. А дальше выбор – сказать им то, что они и так знают, чему обрадуются. И тебе обрадуются, как родному – наш! Или говорить то, что считаешь нужным. Это оценит лишь небольшая часть собравшихся. Но есть шанс, что кто-то придет к тебе, а не ко всем сразу.