Предать нельзя Любить
Шрифт:
Подслушиваю их разговор в коридоре, пытаясь унять сердечко, которое вот-вот выпрыгнет от страха.
А потом счастливо хлопаю в ладоши, когда Мистер Зануда прощается с друзьями и сообщает, что едет домой.
Глава 7. Арина.
Дорабатываю смену постоянно опасаясь, что из-за колонны выскочит Долинский.
Быстро выведет меня на чистую воду, тем самым разрушит прекрасные отношения с отчимом.
Наверное, когда
А если во всем целом мире у тебя только пара человек, которых ты ни в коем случае не можешь подвести? Они на тебя надеются. В тебя верят.
В воскресенье через силу зубрю Конституцию и проклинаю всё на свете.
Во-первых, естественно, Арсения Рудольфовича. За его дотошность и проницательность. Он действительно первоклассный адвокат, потому что всегда чувствует, какой именно вопрос задать следующим. Вот как синеглазый понял, что я законы ни в зуб ногой?!
Во-вторых, своё умение оказываться в дурацких ситуациях. В конце концов, можно было просто в обморок брякнуться. А я зачем-то его поцеловала… Да еще и по-взрослому. Поражаюсь, как только смелости хватило.
Сейчас сама не своя. То и дело вспоминаю его губы.
Как с ним разговаривать? Как смотреть ему в глаза и не думать об этом поцелуе?
Тем более, не понимаю.
Ну и совсем чуть-чуть упрекаю себя в том, что не умею отказывать близким людям. Если бы только смогла сказать «нет» на просьбу отчима.
Сейчас не было бы этого ничего. Вообще ни-че-го!
Сердце странно вибрирует, когда думаю о том, что могла никогда в жизни не увидеть белоснежные выглаженные рубашки в таком количестве.
– И зачем мне это всё? – спрашиваю Гертруду, которая грустно смотрит, держа в зубах поводок. – Привязался со своими статьями. Зануда местная.
Выхватываю рулетку у овчарки и иду в коридор натягивать кеды.
После прогулки принимаю душ, рановато, но переодевшись в пижамку, ложусь спать.
Назло Дракуле и его зверским методам воспитания сотрудников.
Наутро чувствую себя разбитой. Где-то под грудью острой иголкой колется мысль, что я совершенно ничего не знаю. Память, как пробка вылетела из бутылки и даже ручкой не помахала.
Новенькая рубашка с юбкой на вешалке радуют глаз. Проверяю ткань на луч солнца, проникающий в окно, совершенно не просвечивает. Значит, можно себе позволить не нацеплять ненавистный лифчик.
Грудь у меня небольшая, уверенная двойка. Зато своя, весьма приятной формы.
Память не очень, а вот с грудью повезло. Спасибо тебе, Боженька!
Приближаясь к офису, кое-как передвигаю ногами, потому что юбка оказалась слишком узкой. Откидываю отутюженные блестящие волосы за спину и налегаю на кнопку лифта. Его идеальная зеркальная поверхность говорит мне о том, что выгляжу я не совсем как офисная клуша.
Рубашка
Черт.
– Доброе утро, Арина, - тихий голос за спиной прерывает тишину.
Вздрагиваю не то от него, не то от того, как дзинькает лифт, когда разъезжаются двери.
На дрожащих ногах прохожу внутрь, медленно разворачиваюсь.
– Доброе, - отвечаю, облизнув вмиг засохшие от страха губы.
Арсений Рудольфович устраивается справа. Рукав его пиджака в критической близости от моего запястья.
Крепче сжимаю кожаную сумку пальцами, отсчитывая этажи на электронном табло.
– Сегодня не накинетесь? – спрашивает иронично, расстегивая пуговицу на пиджаке.
Резко поворачиваю голову, пытаясь натянуть безразличную улыбку.
– То была разовая акция. Ваши губы… - мажу взглядом по широкому подбородку. – Кое-кого мне напомнили.
Победно смотрю в омуты морского цвета, в которых зарождается ледяной шторм. Лицо Долинского перекашивается.
– Напомнили? – произносит и немного хмурится.
– Да-да, - слегка склоняю голову. – Простите, Арсений Рудольфович, такого больше не повторится.
Как бы мне ни хотелось... Додумываю и луплю себя по щекам мысленно.
– Не повторится? – морщится.
– Да, - отвечаю, выбираясь из лифта первой.
– То есть мне не нужно волноваться, когда оказываюсь с вами в закрытых пространствах?
Бросаю раздраженный взгляд за спину. Все мое самообладание рассыпается как песок сквозь пальцы.
– Конечно, не нужно, - отвечаю равнодушно. – К тому же...
– снова чуть поворачиваю голову и прикусываю нижнюю губу, после чего роскошно улыбаюсь. – Мне совсем не понравилось.
Пожимаю плечами, чувствуя за спиной нарастающее напряжение.
– Поэтому простите, Арсений Рудольфович. Теперь ваши губы в полнейшей безопасности.
Стараясь меньше вилять бедрами в узкой юбке, продвигаюсь к рабочему месту.
– В следующий раз, - говорит Долинский, обгоняя меня на повороте. – Когда вам кого-то напомнят другие мои части тела, держите себя в руках.
Уныло разглядываю идеально выстриженный затылок и привычным движением демонстрирую свой язык широким плечам.
Надоеда.
Босс вдруг круто останавливается, и я практически врезаюсь в твердое тело. Недоуменно высовываюсь из-за плеча, виновато рассматривая свое отражение в перегородке.
Перемещаю взгляд на мужское лицо, которое выражает только единственную мысль. Мол, ты опять за своё?
Чертыхаюсь под нос.
Что за офис? Одни зеркала и стекла. Никакого личного пространства.
– Приберегите ваш язык для собеседования, - мрачно выговаривает Арсений Рудольфович. – Кстати, в десять жду вас у себя.