ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ
Шрифт:
Но и тогда он думал, что сможет убежать. Джеймс Пичфорд, чье прошлое нависло над ним подобно дамоклову мечу, готовое вырваться на страницы бульварной прессы под заголовками вроде: «Мрачная история повторяется», боялся снова превратиться в Джимми Пичеса, глотающего окончания, в Джимми Пичеса — вечный объект насмешек за то, что он пытается стать лучше. Поэтому он снова изменился, отлил себя в новую форму Дж. В. Пичли, первоклассного инвестора и финансового чародея. И все равно ему приходилось бежать, бежать, бежать.
И вот круг замкнулся: он вернулся в Тауэр-Хамлетс, но вернулся другим человеком. Он теперь знает о себе главное: чтобы убежать от кошмара своей жизни,
Пичли остановил «бокстер» рядом с высотным домом, в котором ему пришлось провести детские годы. Оглядевшись, он увидел, что здесь мало что изменилось. Все было как раньше, и даже несколько местных скинхедов — трое в данный момент, — как и тогда, курили у входа в близлежащий магазинчик и многозначительно разглядывали вновь прибывшего и его машину.
— Десятку хотите заработать? — крикнул он им.
Один из парней сплюнул на тротуар комок желтоватой мокроты.
— По десятке на каждого? — уточнил он лениво.
— Ладно.
— Че надо-то?
— Присмотрите за моим автомобилем. Чтобы никто к нему не прикасался. Договорились?
Они пожали плечами. Пичли истолковал это как согласие. Он кивнул им со словами:
— Десять сейчас, двадцать после.
— Гони уже, — промычал их вожак и заковылял к Пичли за деньгами.
Передавая детине десятифунтовую банкноту, Пичли подумал, что парень вполне может оказаться его младшим братом Полом. Уже двадцать лет он не видел малыша Поли. Какая ирония! Возможно, это его родной брат вымогает у него деньги, и ни один из них не узнает друг друга. С тем же успехом это мог быть и кто-то другой из его братьев. Он ведь даже не знает, сколько их у него: после его бегства мать могла родить еще детей.
Через арку Пичли вошел во двор дома. Там тоже было все, как прежде: пятно вытоптанного газона, «классики», криво начерченные мелом на потрескавшемся асфальте, сдутый футбольный мяч с ножевой раной в боку, две тележки из супермаркета, перевернутые и лишившиеся колес. Три девчушки учились кататься на скейтборде, но у них ничего не получалось, потому что бетонные дорожки находились не в лучшем состоянии, чем асфальт. Доска проезжала два-три ярда, после чего девочкам приходилось спрыгивать на землю и переносить доску через развороченный бетон. Впечатление было такое, что во дворе недавно проводились боевые учения.
Пичли приблизился к нужному подъезду и обнаружил, что лифт не работает. Об этом извещала табличка на старых хромированных дверях, висевшая уже достаточно давно, судя по покрывавшим ее граффити.
Пришлось подниматься пешком на седьмой этаж. Матери нравилось «жить на верхотуре», как она выражалась. Это давало ей большой обзор, что было важно, поскольку она никогда ничего не делала, только сидела, полулежала, курила, ела, пила и смотрела телевизор в продавленном кресле, которое стояло у окна столько, сколько Пичли себя помнил.
Уже на третьем этаже ему пришлось сделать передышку, постоять на площадке, глубоко вдыхая провонявший мочой воздух. На шестом этаже он снова остановился и отдышался. Добравшись до седьмого этажа, Пичли весь взмок.
Вытирая пот с шеи, он сделал несколько шагов к двери в квартиру. Мать наверняка была дома. Больше ей негде быть. Джен Пичес сдвинет с места свой зад, только если здание будет охвачено огнем. И даже тогда она будет недовольна, что придется пропустить телепередачу.
Пичли стукнул по двери костяшками пальцев. Изнутри доносились голоса, специфические телеголоса, характерные
Не получив ответа, он громче забарабанил в дверь и крикнул:
— Мам?
Теряя терпение, он нажал на ручку замка, и оказалось, что Дверь не заперта. Он приоткрыл ее и еще раз позвал:
— Мама?
— Ну, кто там еще? — отозвалась она. — Это ты, Ноли? Хочешь сказать, что уже сходил на биржу труда? Что-то раненько ты вернулся. Кого ты хочешь надуть? Я не вчера родилась.
Она откашлялась хриплым, надсадным кашлем курильщика с сорокалетним стажем. Пичли толкнул дверь и вошел в дом. Последний раз он видел мать двадцать пять лет назад.
— Ого, — сказала она.
Как он и ожидал, она сидела у окна, но эта была не та женщина, которую он помнил с детства. Двадцать пять лет почти полной неподвижности превратили его мать в огромную тушу, одетую в трикотажные штаны и кофту размером с парашют. Столкнись они на улице, он бы ее не узнал. Он не узнал бы ее и теперь, если бы она первая его не узнала.
— Джим! Каким ветром тебя сюда занесло?
— Привет, мам, — сказал он и осмотрелся.
В квартире ничего не переменилось. У стены стоял все тот же синий диван-уголок, по обеим его сторонам торчали все те же лампы с покосившимися абажурами, на стенах висели все те же фотографии: маленькие Пичесы, восседающие на коленях каждый у своего отца. Джен таким образом запечатлевала те редкие моменты, когда ей удавалось заставить кого-нибудь из своих мужчин вести себя как подобает отцу. Один лишь взгляд на эту галерею вернул Пичли в прошлое. Он как будто снова присутствовал при еженедельном семейном ритуале, когда мать выстраивала всех детей и показывала на каждый снимок по очереди: «Вот это твой папа, Джим. Его звали Трев. Только я всегда называла его красавчиком. Бонни, а это твой папочка, Дерек. Посмотри, какая у него шея! Мне никогда и не обхватить ее было, эту шею. О-хо-хо. Какой мужчина он был, твой папка, Бон!» И так далее, одни и те же портреты, одни и те же слова, каждую неделю, чтобы они, не дай бог, не забыли.
— И че тебе надо-то, Джим? — спросила его мать.
Она с пыхтением дотянулась до телевизионного пульта, прищурилась, видимо запоминая, на каком интересном месте ее прервали, и нажала на кнопку, выключая звук.
— Я уезжаю, — сказал Пичли. — Хотел сообщить тебе.
Она равнодушно смерила его взглядом.
— Парень, ты уже давно уехал. Сколько тому лет? Уж и не сосчитать. Так что не понимаю, зачем сообщать о каком-то еще отъезде.
— На этот раз я уезжаю далеко, — ответил он. — В Австралию. Новую Зеландию. Канаду. Пока точно не решил. Просто хотел сказать тебе, что это навсегда. Все продам. Все начну заново. В общем, подумал, что надо тебе сказать, а ты скажешь остальным.
— Уж не думаешь ли ты, что они спать не могут, все мучаются, куда же ты свалил? — проворчала мать.
— Знаю. И все-таки…
Он не знал, о чем известно его матери. Насколько он помнил, газет она не читала. Пусть страна проваливается в тартарары — продаются и покупаются политики, низвергаются короли, лорды с оружием в руках сражаются за свои титулы с палатой общин, погибают спортсмены, рок-звезды сходят с ума от передозировки наркотиков, сталкиваются поезда, взрываются бомбы на Пикадилли, — Джен Пичес все это не интересовало, так что она, скорее всего, не узнает о том, что произошло с неким Джеймсом Пичфордом и что будет сделано, чтобы остановить дальнейшее развитие событий в этом направлении.