Предатель рядом
Шрифт:
Выстрел прогремел подобно грому. Перец, наблюдая, как его товарищ, хватая ртом воздух, сползает по чугунной батарее отопления, вдруг подумал о том, как отрегируют на выстрел соседи.
На площадке раздался хлопок дверью и послышались удаляющиеся вниз шаги. Перец вспомнил, как Синий говорил ему о том, что в доме второй день не работает ни один телефон, и ужаснулся. А если это кто-то из законопослушных граждан метнулся сообщать о перестрелке в полицию?! Мысль о том, что нынче у всех в кармане есть мобильный телефон, а то и два, ему не пришла в голову.
Шубы!
Вот то, из-за чего, собственно, и умирал сейчас у батареи его бывший друг. Он был еще жив. Захлебывался кровью, смотрел на эту же кровь из развороченной груди, но еще жил. Синему хотелось проклясть Перца, но он не мог вымолвить ни слова. Умирая, смотрел, как Перец собирал по всей квартире шубы и набивал, набивал, набивал ими сумки…
Антон подошел к двери, наклонился к замочной скважине и потянул носом. Пахло порохом.
За дверью слышались шаги и торопливые движения. Словно кто-то таскает по дощатому полу тяжелые сумки и сносит их к входной двери. Копаев прислушался. Работал один человек.
Простояв под дверью еще несколько минут, Копаев вдруг с неприятным чувством подумал о том, что произойдет, если соседи вызовут полицию. Ребята в полосатом «УАЗе» прибудут на место уже через несколько минут.
— Вот черт… — пробормотал Антон и в растерянности стал осматривать дверь. Ничего особенного: коричневый, треснувший в нескольких местах материал указывал на то, что дверь обычная, деревянная, и не является задачей, которую обычно любил ставить перед органами правопорядка ныне покойный вор в законе Пастор. Одной из его любимых шуток была установка бронированной двери и маскировка ее под хлипкий лист фанеры, обшитый ватой и таким же разорванным дерматином. Этакий кирпич, засунутый в резиновый мяч и оставленный посреди тротуара. Пастор любил постоянно переезжать, однако арсенал его шуток оставался неизменным. На памяти Копаева было уже три сотрудника СОБРа, которые после штурма квартир Пастора доставлялись в больницу с травмами ног.
Прислонившись спиной к косяку соседней квартиры, что была напротив, Антон рванул вперед и обрушил на дверь всю тяжесть своих девяноста килограммов веса. Дверь сухо треснула и отлетела в сторону. Путь вперед был свободен…
Свободен, если не брать во внимание тридцатилетнего, незнакомого Антону мужика. Он, изумленный почти до состояния шока, стоял в конце короткого коридора и вынимал из-за пояса обрез.
— Тихо, тихо, родной… — протянул к нему руку Антон. — Не стреляй в папу. Если попадешь — меньше пожизненного не дадут.
Увидев, что его слова дошли до сознания молодого человека, Копаев на мгновение расслабился и потерял концентрацию внимания. «Кажется, — подумал Антон, — контакт налаживается».
Однако уже в следующее мгновение пришлось закрывать голову от обреза. По всей видимости, после стрельбы в помещении стрелок не удосужился перезарядить обрез и теперь пользовался огнестрельным оружием как холодным. Проще — пытался забить своего противника стволом, как муху. С величайшим удовлетворением отметив этот факт, Копаев даже развеселился. Чего-чего, а противника, вооруженного мухобойкой, он не боялся.
— Что ж ты делаешь, варвар? — кряхтел он, увертываясь от проносящегося мимо со свистом обреза. — По живому-то человеку — да ружьем! Разве можно?
Улучив момент, он подсел, а когда выпрямлялся, ударил парня в голову. Тот покачнулся и поплыл. И в тот момент, когда Копаев, опустив руки, стал к нему подходить, он сделал то, чего никак нельзя было ожидать от человека в состоянии нокдауна. Выждав, пока Антон подойдет к нему максимально близко, он ударил его ногой в колено и добавил сверху по затылку нагнувшегося опера. После этого молниеносно, как обезьяна, схватил один из баулов и крысой метнулся в образовавшийся свободный проход.
— Теряю квалификацию… — пробормотал Антон, стоя на коленях и слушая стучащие по лестничным пролетам каблуки Перца.
Перец. Это был он — Копаев в этом уже не сомневался. Поднявшись с пола и растирая ушибленный затылок, Антон быстро вошел в первую попавшуюся комнату. У батареи центрального отопления лежал человек и смотрел на него угасающим взглядом.
— Что… вы… здесь… делаете? — пробормотал он в лицо присевшему подле него Копаеву.
— Как его имя?
— В «Женни» было дело…
Вынув из кармана телефон, Антон набрал «03».
— Я не хотел идти на это дело… — Синий таращился на Копаева и едва не плакал. Он бы заплакал, если бы у него были силы. — Перец попросил…
— Перец? Это был Перец? — Антон задавал вопросы раненому и параллельно отвечал на вопросы диспетчера «скорой помощи».
Семенихин дернулся, и его лицо исказила судорога.
— Холодно…
Антон знал, к чему это заявление. Сидеть, опершись спиной на раскаленный радиатор, и уверять, что его знобит, может лишь человек, приближение смерти которого уже необратимо.
— Куда Перец мог сейчас пойти?!
Антон видел, как из глаз смертельно раненного Семенихина исчезает блеск и они словно затягиваются какой-то синтетической, прозрачной пленкой.
— Куда?!
— Кафе… «Искра»…
— Где оно?
Но Семенихин ответить уже не мог — он умер.
— Перец… — бормотал Антон, укладывая голову Олега на пол и закрывая ему глаза. — Он сказал: «Перец попросил». Вот ты и напросился…
Сумки! Он бросился в коридор и стал, одно за другим, выворачивать содержимое больших тяжелых баулов. Голубой, черный, золотистый мех, переливаясь миллионами искр, заиграл на полу убогого коридора.
— Вот что за «Женни»… — прошептал, догадавшись, Антон. — Салон меховой!
Впору было отчаяться. Перец. Человек, о чьем имени, фамилии и ареале обитания Копаев не имел ни малейшего представления. До встречи с Амалией и Суровцевым оставалось около получаса.
За окном послышался вой сирены. Антон совершенно позабыл о том, что к дому вызвана полиция, а он стоит в квартире, в которой находится ворох шуб, взятых разбоем с сопряженным убийством. А в соседней комнате один из тех, кто этим занимался.