Предатель рядом
Шрифт:
— Да, а почему вы спрашиваете?
— Прочти.
— Вы вновь со мной, туманные виденья, мне в юности мелькнувшие давно. Вас удержу ль во власти вдохновенья, былым ли снам явиться вновь дано…
— Достаточно. У тебя совершенная память, Антон. Все дело в том, что эти слова меня заставил на всю жизнь запомнить мой бывший друг. Упоминать имя его вряд ли имеет смысл, хотя его и нет сейчас среди нас… Скажу лишь, что это был один из умнейших людей германской разведки «Штази». В 90-м он принял яд, чтобы не оказаться в руках агентов «Моссада».
Занеся руку над урной, Быков разжал пальцы. Окурок подмигнул огоньком и тут же в ней утонул.
— Он очень любил Гете. Я помог родственникам
Копаев брел рядом с полковником и слушал.
— Ты веришь мне?
— Ну, разумеется, — приглушенно прошептал Антон.
— И напрасно делаешь, Копаев. Я тебе солгал.
Остановившись как вкопанный, Антон уставился в лицо полковника долгим взглядом, силясь понять, что происходит. Быков же, напротив, выглядел вполне спокойным и даже безразличным ко всему вокруг.
— В чем?
— Во всем.
Антон ошеломленно разглядывал Быкова.
— Но зачем?
— Я солгал. У меня никогда не было знакомых из «Штази». Солгал, следовательно, и про сына его, который в Марселе, и что я редкий, но гость на берлинском кладбище. Я даже не знаю, где оно находится. А ты поверил мне, потому что у тебя нет оснований мне не доверять. То же самое может произойти с тобой в подобной же ситуации, но при других обстоятельствах. Ты поверишь человеку, в котором не сомневаешься, и это будет означать не только твою гибель, но и провал задания.
— Но мы же не на службе! — вспыхнул Копаев.
— Это урок тебе на всю жизнь, Антон, — протянув руку, Быков ткнул пальцем в верхнюю пуговицу пиджака Копаева. — Больно? Это ерунда. Это не боль. Боль начнется, когда ты окажешься с проваленной легендой среди братвы или, чего хуже, в руках загнанных в угол и ставших опаснее уголовников в сотню раз людей в погонах. Вот это будет боль. Так вот чтобы боль никогда не наступала, запомни одно правило. Никогда и никому не верь. Ты и мне не должен верить. Ты можешь лишь убеждаться в том, насколько я тебе доверяю. За жизнь твою, Антон, я готов отдать все. Но никогда не верь даже мне, потому что может наступить тот час, когда я тебя предам. Я могу сделать это не по своей воле, а под действием лекарства, находясь в беспамятстве… Да мало ли по какой причине. И когда ты откроешь передо мною в очередной раз чистую свою душу, ты не будешь подозревать, какое чудовище вползает в нее, распахнувшуюся. Ты помнишь все, чему тебя учили в школе милиции?
— Да, — произнес Антон.
— А теперь забудь. Память сама будет извлекать из своих ячеек нужный материал. Сам же ты должен превратиться в тень. Это не совсем то, чему учат полицейских в школе милиции, но вряд ли те, кто учит, представляют жизнь оперативника УСБ. Выжить в постоянной войне может только сильный человек. И этот человек должен помнить один постулат, с которым ты вряд ли знаком.
— Он длинный?
— Он невероятно короткий, — возразил Быков. — Но он является сутью работы сотрудника УСБ.
— И как же он звучит?
— «Встретишь Будду — убей его».
— Вот как… — ошеломленно пробормотал Копаев, ожидавший после «Штази» всего, но только не такого. — Это, наверное, сказал кто-то, кто почитает ислам…
— Увы и ах, лейтенант. Это главная заповедь буддийских монахов.
Подняв на ходу руки, Антон растер виски, которые саднила боль. Он запомнил каждое слово полковника, но последовавшее дальше нравоучение было еще более откровеннее предыдущего.
— Будда существует, но его нельзя увидеть. Его образ недоступен взору
Взяв Копаева за рукав пиджака, Быков посмотрел ему в глаза.
— Я хочу, чтобы ты стал Буддой.
— Желаете мне немедленной смерти?
— Я желаю, чтобы образ твой, мысли твои и дела твои стали незаметны взору людей.
Этому правилу Антон следовал теперь неизменно.
Глава 10. Эберс. За три дня до описываемых событий
Вчера Турчина я так и не застал. Он весь день находился в управлении. Когда я стану начальником таможни, я поставлю в управлении раскладушку и буду там жить, чтобы не жечь казенный бензин для переездов. Интересно, что они там делают весь день? Многие могут подумать, что начальники нужны для того, чтобы руководить подчиненными. Я тоже так считал. Сейчас я знаю, что начальники таможни существуют, чтобы ездить на совещания к начальнику управления. Их там учат жить и дерут за то, что работа по раскрытию преступлений, связанных с контрабандой, ведется на крайне низком уровне. Причем это ежедневно занимает объем времени, равный по протяженности консилиуму. А откуда возьмутся эти раскрытия, если начальника таможни нет на рабочем месте и невозможно подписать ни одной бумаги?! Записываться на прием в день посещения гражданами? Те тоже пусть не радуются. График приема посетителей висит для понта — если бы не инструкция, он бы вообще не висел.
Но сегодня — о счастье! Приехал из командировки начальник. Он мужик классный, и с ним можно решить любые вопросы, особенно по оперативной линии. Валентин Матвеевич сам бывший опер, поэтому питает слабость к проблемам оперов.
Пробившись к нему сквозь строй руководителей отделов и других, у кого за сутки накопились неразрешимые без визы начальника проблемы, я оказался у двери. Не знаю, что это было за чувство, но, взявшись за ручку, я остановился. Невидимая глазу стена не пускала меня вперед.
— Ты идешь или как? — смеясь, спросил меня Бабинов.
— Нет, не думаю. — Я отстранился от двери и отошел в сторону.
А зачем мне нужно идти на прием к начальнику? Чтобы он сказал мне — давай, Эберс, выполняй свои служебные обязанности? Я это и без него знаю. В случае необходимости спецов из СОБРа я могу взять сам. Спланировать операцию, организовать наблюдение и задержание я могу силами своего отдела, не «сливая» информацию Бабинову и его «наркоманам». Даже собаку из питомника УВД я могу взять без запроса Валентина Матвеевича. Эта проблема давно уже решается посредством аренды пары собачьих ушей за пару бутылок водки. Зачем мне нужен начальник таможни? Поставить его в известность, чтобы в случае моего провала у него была в руках тема для моего же разноса?
Глупо, правда, Эберс? Не пора ли в отпуск, пока что-нибудь более маразматическое в голову не пришло? Хорошо еще, что здесь нет Антона Копаева. Определение «дебил», брошенное в мой адрес, было бы самым сдержанным.
Я спустился к себе в кабинет и сел за стол. Теперь у меня, напротив, очень много времени. Если верить письменам Чибиса — целых три дня. Это хорошо, потому что за это время можно слепить не только план операции. Основу любой комбинации составляют мелочи. А вот их-то у меня нет. Чибис молодец. Не любит парень мелко плавать и работает практически без проколов. Просто удивительно, как при его наркотической зависимости ему доверяют информацию подобного масштаба? Такие люди — находка, которую легко потерять.