Предатель. Ты не узнаешь о дочери
Шрифт:
– Да, наверное.
Между нами повисает напряжённое молчание. Вдруг Антон делает шаг вперёд.
– Пчёлка, ты вчера так спешила. Я не успел сделать одну важную вещь на прощание, – он тянется ко мне губами.
Я уворачиваюсь раньше, чем успеваю проанализировать свои действия.
– Антон, не надо. Я же болею, – неловко усмехаюсь.
Он мажет губами по моей щеке, утыкается куда-то в район уха.
Вдруг за дверью раздаются шаги, в двери начинает щёлкать замок. Я отскакиваю от Антона подальше. Сама не понимаю, зачем. Вчера мне наоборот хотелось позлить Сергея,
Открывается дверь, Сергей заносит на руках Соню. В руках у них яркий букет одуванчиков и ещё каких-то весенних ярких цветов.
– Ма-ма-ма-ма! – щебечет радостно Сонечка, Сергей тоже тепло улыбается, пока его взгляд не цепляет Антона.
Улыбка его гаснет, превращаясь в кривую пренебрежительную усмешку.
– Опять ты? – агрессивно вздрагивают его ноздри.
– Опять ты? – возвращает не менее пренебрежительно Антон.
– Мы тебе собрали букет с дочкой, – переводит на меня взгляд бывший муж. Сонечка протягивает мне цветы. – Надеюсь, ты найдёшь ему место. Или уже все вазы заняты? – явно намекает на прошлый букет Антона.
– Я найду ему место, – отвечаю прохладно.
Сергей протискивается мимо нас, как бы невзначай оттесняя от меня Антона ещё дальше.
– Я раздену дочку, а ты пока проводи гостя, – распоряжается он.
Меня опять взрывает.
– Нет уж. Давай мне Соню, я раздену её сама. А пока, уходите оба. Мне ваши тестостероновые поединки надоели!
Забираю дочку.
– А тебе, я вижу, полегчало? – выгибает бровь Сергей, рассматривая меня внимательно.
– Да, мне лучше, – складываю на груди руки, смотрю на него с вызовом. – Так что не переживай.
– В пакете лекарства, – взмахивает он рукой в сторону коридора. – Он остался в коляске. Я сейчас закачу её.
Возвращается к двери, практически выталкивая грудью Антона из квартиры, через минуту слышу, как гремит, закатывая коляску.
Возвращается, замыкая дверь на ключ.
– Что, выгнал Антона, полегчало? – спрашиваю ядовито.
– Немного. Полегчает мне тогда, когда он перестанет путаться под ногами.
– Серёжа, ты обещал! – смотрю на него гневно.
– Что я обещал? – пожимает невинно плечами. – Я обещал, что постараюсь не закрываться, а ты обещала, что постараешься заново узнать меня. И что? Я очень-очень искренен сейчас. Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не набить ему опять рожу. Цени.
– Я обещала это только потому, что хочу нормальных отношений ради дочери. Но я не позволяла тебе решать за меня и распоряжаться моей жизнью. Ты опять начинаешь вести себя, не спрашивая моего мнения!
– Нет, Лиза. Вот тут ты не права, – качает головой.– Тут ты должна быть с краю. Это закон природы, понимаешь. Ты правильно сказала, это тестостероновые бои за самку. И твой Антошенька пока безбожно проигрывает. Я бы на его месте ни за что не ушёл. Я бы выкинул другого самца нахрен, бился бы до последнего вздоха.
– Ты-то да! Но представь, есть люди, которые привыкли решать вопросы цивилизованно.
– А я разве не стараюсь? Я сейчас проявляю просто верх выдержки. Вопрос в другом, Лиза, Антоша тебя не вставляет. Поэтому он не чувствует своего права воевать, а я это право впитал слишком давно и никуда оно за это время не пропало. Вот и весь расклад.
– Ты меня тоже больше не вставляешь!
Разворачиваюсь и гордо ухожу в спальню раздевать дочку.
В спину мне летит:
– А это мы скоро проверим, Лиза.
– Захлопни за собой дверь!
– Как скажешь, любимая! До встречи.
Глава 25.
Ухожу от Лизы со смешанными чувствами. Внутри кипит адреналин от желания скорее присвоить ее назад, снести нахрен с дороги блондина, но разум вопит, что так нельзя.
Я во многом не согласен с Лизой, но раз девочка хочет мнимой свободы, надо дать ей это. Да, я эгоист, да я считаю Лизу своей, но совсем не вещью, как она заявила. Эта женщина уже давно стала намного более важной частью меня самого, поселилась где-то внутри, бьётся там под кожей вместе с сердцем, болит, кровоточит, мучает.
Сейчас, когда я её нашёл и знаю, что она рядом, болит немного меньше, но не отпускает. Это уже другая боль. Это томление, ожидание, это горячо.
Держать мне себя тяжело, но лучше так, чем то ледяное одиночество и отчаяние, которое были в моей жизни, когда её не было рядом. Я эти грёбаные месяцы жил как в аду, а уж теперь справлюсь. Хоть и рвётся всё рядом с Лизой и дочкой, но держу своего зверя на привязи, на строгом ошейнике, ощутимо придушивая, чтобы не сорваться.
И да, этот Антоша знатно кипятит мне нервы, но я чувствую, не горит им Лиза, неосознанно допекает меня. Хочет отомстить, маленькая зараза, дать почувствовать то, что чувствовала она тогда? Глупая. Не понимает, что я уже все оттенки ревности, отчаяния, горя пережил, пока искал её. Но раз уж девочке хочется подразнить зверя, пусть играется. Ради жены и дочки я потерплю. Потом спрошу с процентами, когда дорвусь до неё.
Правда, надо признаться, при последнем разговоре кое-чем она меня всё же подцепила за живое. В наших отношениях страсть всегда горела огнём, и часто мы жили чувствами, вбирая эмоции друг друга. Тогда я был уверен, что этого достаточно, а оказалось, банальные какие-то слова и простое человеческое доверие тоже нужно. Не хватило нам их в какой-то момент. Вот это нужно исправить, этот урок я выучил и теперь, Лизонька, мы проведём работу над ошибками, потому что ошибаться нам больше нельзя. У нас появилось нечто ещё более ценное, что нужно хранить, беречь, растить. Дочь. Осознание этого факта с каждым днём начинает играть для меня новыми красками.
За прошедшие сутки странное белокурое существо, издающее непонятные звуки, открыло вдруг для меня новый мир. Малышка оказалась весьма сообразительной, со своим уже характером и мнением. До этого только её мама имела на меня такое влияние. Теперь вот появилась ещё одна супер-женщина, которая самым наглым образом оттяпала ещё половину моего сердца, устроилась там хозяйкой, и теперь я чётко понимаю, что стал полноценным рабом этих хрупких маленьких женщин.
И сейчас женщины мои изволят капризничать, показывают характер, а я вынужден им потакать.