Предатели
Шрифт:
— С удовольствием, если вы не хотите тем самым просто избавиться от меня до завтрашнего утра.
Она мгновенно разуверила меня в этом, и тут же прибыли напитки.
Хваленый коктейль “май тай” состоял из гигантской порции рома в большом стакане, куда также были положены лед, ломтик ананаса и — кому рассказать — орхидея. Джилл поведала мне, что прежде “май тай” делали из коварного местного напитка под названием окелехао, изготовляемого из корня растения ти. Это же полезное растение давало листья для юбочек танцовщиц. Однако оке, как его сокращенно именовали местные жители, отличался такой буйной силой, что
Джилл сообщила мне массу полезных сведений, к тому времени, как мы допили наши коктейли в отеле, а потом добавили еще немного за обедом в ночном клубе Каханамоку, а также посмотрели тамошнее шоу, я сделался, по сути дела, коренным гавайцем. Мы вернулись в “Халекулани” в двенадцатом часу. В холле отеля мы остановились и посмотрели друг на друга. Возникла небольшая, но неловкая пауза.
Я прокашлялся и спросил:
— Ну, как насчет последней, на сон грядущий? Конечно же, я не держу, зато припас нечто американское, и оно вам может понравиться. Мы делаем этот напиток из пшеницы и называем его бурбоном.
— Вы надо мной смеетесь, Мэтт? — улыбнулась Джилл. — Или я говорила как гид?
Я промолчал. Она потупила взор и немного покраснела, что означало обещание. Девочка, умеющая краснеть по заказу, далеко пойдет, если, конечно, не поврет раньше времени.
— Ну что ж, — наконец сказала она. — Разве что чуточку. И быстро.
Мы стали молча подниматься по лестнице, потом она взяла меня под руку — формально, чтобы я ее поддерживал при подъеме. Может быть, ей и правда требовалась поддержка. За вечер мы оба приняли изрядную дозу рома.
Мы остановились у двери моего номера, и Джилл с сонным видом повисла на мне, пока я возился с замком. Обычно я принимаю кое-какие меры предосторожности когда возвращаюсь куда-то, где меня некоторое время не было, но в данном случае предосторожности были ни к чему, поскольку моя спутница буквально заползала мне в карман. Поэтому я решил на сей раз рискнуть. И правильно сделал. Никаких взрывных устройств никаких убийц. В номере было тихо.
Я остался у двери, чтоб снова запереть ее. Джилл прошла через ланаи в спальню. Когда я обернулся к ней, она застыла в ожидании, а потом еще раз ( исключительно ради меня — проделала трюк с волосами медленно откинув их со лба двумя руками.
— Я, честно говоря, больше не хочу пить, Мэтт, ( призналась она, и се руки упали вдоль тела при моем приближении.
— Я так и думал, — сказал я, подойдя к ней вплотную. — Но мне же что-то надо было сказать, верно?
— Наверное. А теперь помоги мне выбраться из этого дурацкого наряда... Только сначала поцелуй меня.
— Ладно.
Я поцеловал ее. Она упала мне в объятья. В смысле техники спектакль получился неплохой. Но в то же время мне стало противно от того, что мы оба изображали страсть, которой не было в помине.
Она слишком увлеклась исполнением своей роли, чтобы, как я, посмотреть на все это со стороны. Она вздохнула, отвернулась и проворно высвободилась из моих объятий, стащила с шеи гирлянду орхидей и бросила ее на ближайший стул. Потом упало на пол это самое муу-муу. Затем она освободилась от сандалий, лифчика и трусиков одним грациозным движением и обернулась ко мне.
Я сделал шаг назад и сказал:
— Отлично, Джилл. Просто здорово. Так и передай Монаху. — Она побледнела, а я резко сказал: — Лучше поскорее оденься, а то простудишься. Учти, я уже большой мальчик и во сне не разговариваю. Совращать можно подростков, а я старик. Просто странно, что Монах решил провести на мякине такого стреляного воробья. Он, видать, не в форме.
Воцарилось молчание. Надо отдать ей должное: она не стала изображать негодование, обиду и так далее. Она и не подумала постараться убедить меня, что понятия не имеет о том, кто такой Монах, и что я совершаю ужасную, роковую ошибку. Она вообще ничего не сказала.
Она только облизнула губы, потом наклонилась, подобрала брошенные вещички и стала снова одеваться. Она не спешила и медленно и как следует застегивала все крючки и пуговицы. Затем она прошла к двери, остановилась и, обернувшись, наконец заговорила:
— Это довольно жестоко, Мэтт. Ты мог бы вполне обойтись без всего этого.
Некоторое время я удивленно смотрел на нее, словно не веря своим ушам. Затем я подошел к ней, взял за руку и толкнул к стене.
— Жестоко, говоришь? — прошипел я, приблизившись к ней вплотную. — А что ты знаешь о жестокости? Ты знаешь, где я был месяц назад? В Европе. Я работал в паре с одной загорелой и симпатичной девицей. Она была очень похожа на тебя. Такая же блондиночка. С такими же голубыми глазками. В таком же белом бикини. И если ты думаешь, что эти совпадения случайны, ты просто не в своем глупеньком уме. Тебя выбрали для этой дикой работы, Джилл, именно потому, что кое-кто считает: агент Эрик имеет слабость к загорелым блондинкам, а поскольку та девушка умерла, то Эрик жаждет поскорее забыться с кем-то на нее похожим. Не надо говорить со мной о жестокости, прелесть. Просто убирайся отсюда, да поскорее.
Какое-то время она стояла и не шевелилась. Потом сказала:
— Извини, Мэтт, я не знала...
— Конечно, откуда тебе знать? Но прежде чем упрекать меня в жестокости, подумай о другом. Я вполне мог сначала использовать тебя, а потом уж вволю посмеяться. В общем, счастливого пути.
Я отпер ключом дверь и распахнул ее перед Джилл, а когда она вышла, снова запер. Когда стих звук ее шагов по коридору, я задал себе вопрос: совершил ли я стратегическую ошибку или сделал гениальный ход.
С одной стороны, Монах может заподозрить неладное в том, что я слишком быстро раскусил его девицу. Но с другой стороны, она и сама неоднократно ошибалась, да и сценарий был такой банальный, что скорее я бы навлек на себя подозрения, если бы принял все за чистую монету. Впрочем, может, так мне и следовало бы поступить и потихоньку набрать компромат на Монаха. Но я пошел по другому пути. Я дал понять, что плевать хочу на Монаха и его агентов, лишь бы они оставили меня в покое.
Я немножко устыдился того, что пустил против Джилл столь мелодраматическое оружие. Я не соврал насчет Клэр — и оттого чувствовал себя особенно неуютно. Опасно играть на струнах собственного сердца. Но с другой стороны, не надо превращать окружающих в твоих врагов без крайней необходимости. Я не знал, являлась ли Джилл нашим “внутренним агентом”, но в секретной деятельности она знала толк — у нее хватало сообразительности, и отваги, и мне вовсе не хотелось, чтобы она возненавидела меня. Когда настанет пора выкладывать карты на стол, это может сыграть существенную роль.