Предательство по любви
Шрифт:
Идти с такими результатами к Оливеру Рэтбоуну значило признать свое поражение. Этого Монк допустить не мог. Сейчас он знал ровно столько, сколько узнал от самого Рэтбоуна несколько дней назад. Всякое преступление имеет три основные составляющие, и он мысленно перебирал их, лавируя среди лотков и мальчишек, торгующих лентами и спичками. Женщина с печальным лицом держала мешок со старой одеждой, какие-то оборванцы предлагали прохожим самодельные игрушки и пузырьки со снадобьями… Но Уильям знал, что кроме этих обитателей лондонских улиц существуют создания, падшие куда
Отвлекшись на минуту, наблюдая за всеми этими людьми, сыщик вновь вернулся к мыслям о своем деле. Итак, во-первых, мотив преступления. Здесь у него нет ничего утешительного. У Александры мотив был, пусть даже и не слишком достоверный. Она не выглядела женщиной, терзаемой безумной ревностью. Однако она могла ощутить глупость и тщету собственной вспышки лишь после того, как выплеснула свой гнев и обагрила руки кровью.
Был мотив и у Сабеллы, но она не созналась в преступлении и, кажется, искренне переживала за мать. А не могла ли она убить отца в припадке безумия, а потом забыть о содеянном? Судя по тревоге ее мужа, эту мысль отбрасывать не следовало.
Максим Фэрнивел? Он мог приревновать супругу, внезапно обнаружив ее связь с генералом. Или же Луиза влюбилась в Таддеуша до такой степени, что решилась уйти к нему, бросив мужа… Ну, это очевидная нелепость!
Сама Луиза? Потому что генерал флиртовал с ней, а потом бросил? Тогда где свидетельства их разрыва? Все утверждают, что они до самой последней минуты прекрасно друг к другу относились.
Теперь второе – способ убийства. Ну, он один на всех. Требовалось лишь толкнуть мистера Карлайона, стоящего спиной к перилам (как если бы он остановился с кем-то поговорить), а затем сойти вниз, где к услугам каждого была алебарда. Особой силы или умения, чтобы нанести удар, не требовалось. Любой взрослый человек мог налечь всем телом на древко и вогнать острие в грудь Таддеуша.
Третье – возможность. Вот в этом направлении и следует двигаться. Если события вечера восстановлены правильно (а представить, что лгут сразу все свидетели, все же трудно), то совершить убийство могли лишь четверо: Александра, Сабелла, Луиза и Максим.
Кто еще находился в доме, кроме гостей и хозяев? Слуги и юный Валентайн Фэрнивел. Но Валентайн еще ребенок, а кроме того, говорят, он обожал генерала. Остаются слуги. Нужно выяснить, кто из них где находился в момент убийства. Даже если они ни при чем, может быть, от них удастся добиться, не видели ли они случайно, как по лестнице спускалась Сабелла Поул, чтобы убить своего отца…
Монк взял кеб (в конце концов, за все платит Рэтбоун!) и, прибыв к дому Фэрнивелов, направился к парадному подъезду. Прежде чем говорить со слугами, следовало получить разрешение хозяев.
Максим удивился, увидев детектива, и удивление его возросло, когда тот изложил свою просьбу. Возражать, правда, хозяин не стал, но улыбка его была сочувственной. Луиза, по-видимому, чаевничала в гостях – и слава богу!
Начать Уильям решил с дворецкого – очень сдержанного субъекта лет шестидесяти с широким носом и самодовольно сжатым ртом.
– Обед был подан в девять. – Дворецкий несколько мгновений раздумывал, не добавить ли «сэр». Статус стоящей перед ним персоны был ему не совсем понятен.
– Кто обслуживал обед? – спросил Монк.
Его собеседник округлил глаза, удивленный таким невежеством:
– Как обычно, сэр.
– Кто именно? – Сыщик с трудом подавил раздражение.
– Я и двое лакеев, – с достоинством отвечал дворецкий. – Две служанки были наготове на тот случай, если нам потребуется помощь. А на кухне – повар, еще две служанки, судомойка и посыльный – если вдруг нужно будет что-то куда-то отнести.
– Что и куда? – быстро спросил Уильям.
– Обычно этого не требуется, – хмуро ответил старый слуга.
– А в тот раз?
– В тот раз посыльный был наказан и помогал судомойке.
– И когда его отослали? – не отставал Монк.
– Задолго до смерти генерала, примерно в девять часов.
– То есть уже после того, как прибыли гости, – заключил детектив.
– Да, – нехотя подтвердил дворецкий.
Из одного лишь праздного любопытства Уильям спросил:
– А что именно случилось, за что его наказали?
– Этот тупица нес стопку чистого белья наверх для одной из горничных и налетел на генерала, выходящего из гардеробной. Замечтался, думаю. Белье, само собой, рассыпал. А потом, вместо того чтобы извиниться и подобрать оброненное, как поступил бы всякий нормальный человек, кинулся опрометью вниз. Прачка, конечно, сказала ему пару крепких слов, и остаток вечера он провел с грязной посудой. Заслужил.
– Понятно. А как насчет тех, что не были заняты?
– Экономка находилась у себя, в том крыле, где слуги. Горничные спали, буфетчица отпросилась повидать больную мать. Камеристка миссис Фэрнивел была наверху, камердинер мистера Фэрнивела – тоже.
– А те, что несут службу вне дома?
– Несли службу вне дома, сэр.
– И внутрь они не входили?
– Нет, сэр, им незачем.
Монк скрипнул зубами:
– И никто из вас не слышал, как генерал упал с лестницы? Рыцарские доспехи должны были загреметь на весь дом.
Лицо дворецкого побледнело, но взгляд оставался твердым.
– Нет, сэр, – сказал он. – Об этом я уже рассказывал полиции. Мы все занимались своими делами, нам не пристало слоняться из комнаты в комнату. Гостиная, как вы знаете, находится в глубине дома. Обед уже закончился, и нам там нечего было делать.
– После обеда вы наводили порядок на кухне и в кладовой, так?
– Да, сэр, конечно.
– И никто не отлучался?
– Зачем? Нам и так хватало работы до часа ночи.
– Какой именно работы? – желчно спросил Уильям, чтобы досадить этому преисполненному достоинства глупцу. И тому пришлось отвечать:
– Мы с одним из лакеев занимались винами и серебром. Другой лакей прибирался в обеденной зале, готовил все к завтрашнему утру, носил уголь…
– В обеденной зале, – перебил Монк. – Второй лакей был в зале. Вы уверены, что он не слышал грохота доспехов?