Предательство

Макинтош Фиона

Пытаясь успокоиться и обрести самообладание, Элисса плеснула на лицо водой и старательно умылась. Отец может вернуться домой в любой момент. И можно не сомневаться: он будет пьян, груб и мрачен.

Она не ошиблась: когда Лэм Квин ввалился в комнату, он едва держался на ногах. Элисса уже знала, как нужно себя вести. Непринуждённо и весело щебеча, словно ничего не случилось, она стянула с него сапоги, помогла добраться до стола, поставила перед отцом миску с супом, от которой шёл пар. Пока он сидел, тупо уставившись в миску, Элисса продолжала тихо

болтать ни о чём. Будем надеяться, он успокоится, поест, а потом ляжет спать.

Возможно, так бы все и получилось. Отец уже доедал суп, когда она начала напевать. Лицо Лэма Квина перекосилось. С неожиданной для пьяного быстротой он вскочил и прежде, чем Элиссандра успела что-то предпринять, наотмашь ударил её по лицу. Тарелка, которую девушка держала в руках, отлетела к противоположной стене и разлетелась вдребезги. Девушка упала, больно ударившись коленями о каменный пол. Щека уже онемела.

— Ты поешь, как твоя мать! — рявкнул отец. — Никаких песен в этом доме!

Сквозь слёзы девушка смотрела, как отец, шатаясь, направляется к двери и исчезает в ночи. Теперь он долго не вернётся.

Элиссандра ненавидела свою жизнь. Единственным лучиком света в ней был Торкин Гинт. Возможность говорить с ним — незаметно для окружающих, находясь на разных берегах реки — вот и всё, что дарило ей утешение среди одиночества, среди мучительного существования, где не было места любви.

Если бы мама пожила чуть подольше! Если бы она не умерла, даже не успев приложить её к груди! Неужели в этом всё дело? Но почему отец уверен, что это она, Элисса, лишила его единственной женщины, которую он обожал?

О боги… Тор, как ты мне сейчас нужен!

И Элисса заплакала.

Прошло несколько часов.

Наконец девушка поднялась, прошла в крошечную каморку служившую ей спальней, и налила в большую чашу воды из кувшина, который стоял на шатком столике. Вода была ледяная, но Элисса заставила себя зачерпнуть полные пригоршни и как следует умыться. Ей надо было привести себя в порядок и собраться с мыслями.

Затем она взяла кусок фланели и начала тщательно растирать лицо. Постепенно её движения стали яростными. Она тёрла шею в том месте, куда её украдкой поцеловал Тор, потом принялась за губы, словно хотела стереть все следы их страсти. По мере того, как кожа высыхала и разогревалась, горе становилось всё сильнее, пока не переросло в гнев. Элисса поняла, что не на шутку разозлилась. Когда Тор смотрел на старика, в его глазах был не только страх перед страшным пришельцем. Нет, скорее уважение. В его огромных, завораживающих голубых глазах… Элиссандра тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Она переоделась в чистое и спустилась по узким каменным ступеням. Как же ей ненавистен этот дом! Отец вот-вот вернётся… При этой мысли Элиссу охватила слабость. И тут, словно в ответ на её мысли, в дверном проёме появился тёмный силуэт. Девушка вздрогнула от неожиданности, кувшин, который она несла, выскользнул из рук, упал на каменные плитки и разбился. Во рту появился привкус крови: похоже, она прикусила

губу.

— О, дорогая…

Этот мягкий голос, несомненно, принадлежал женщине. Через миг его обладательница осторожно шагнула в дом, сняла капор и шаль.

— Простите… Я думала, вы… — Элисса замялась. — Кто вы?

— О… я просто проезжала мимо и хотела поинтересоваться: может быть, хозяева позволят старой женщине немного отдохнуть в амбаре…

Элиссандра уже не слушала. Она опустилась на пол, прямо в лужу, и подол её юбки мгновенно промок. Но она ничего не замечала. Из глаз хлынули слёзы. Её переполняли чувства: облегчение — потому что она ожидала увидеть отца, гнев и обида, которые ещё не прошли… и ещё она очень переживала из-за кувшина.

— Ох, девочка моя! Послушай, не надо плакать. Ну подумаешь, разлила воду, разбила старый глиняный кувшин — Женщина была пожилой, но удивительно сильной. Она помогла Элиссе встать, усадила её на стул и сама убрала все осколки и вытерла воду. Потрясённая, Элисса могла лишь наблюдать за ней. Странно, но в этой женщине не было ничего пугающего. Наоборот: в её присутствии почему-то становилось спокойнее.

— Пожалуйста, будьте как дома, — выдавила она наконец. — Располагайтесь… отдохните… Кроме меня, тут никого нет…

Старушка кивнула в знак благодарности и начала тихо напевать.

Колыбельная. Её звуки лились, как бальзам, облегчая боль. А когда странная женщина успела вскипятить воду и приготовить травяной чай? Кажется, прошло не больше мгновенья, прежде чем сильные морщинистые руки вложили девушке в ладони тёплую кружку, а её содержимое оказалось сладким. Мёд-то откуда взялся? Мысль мелькнула в сознании Элиссы и исчезла. Девушка маленькими глотками пила чай, слушала чудесный напев и не могла думать ни о чём.

Потом она вдруг обнаружила, что в комнате горят свечи, ставни закрыты, чтобы лунный свет не проникал снаружи, а саму её ведут вверх по лестнице. Словно в полусне, Элисса почувствовала, как женские руки бережно снимают с неё одежду. Волосы как бы сами собой оказались стянуты в хвост, но не туго, а так, чтобы они не спутались за ночь. Эти же руки осторожно, ласково уложили её в постель, укрыли одеялом — точно так же делал когда-то её отец, когда она была совсем маленькой, а он любил её. Элисса улыбнулась. А может быть, только подумала, что улыбнулась.

Колыбельная по-прежнему доносилась откуда-то издали — тихо-тихо, чуть слышно. Но веки у Элиссы уже отяжелели, и сон звал её в свои объятья. Она спала без сновидений. А если бы проснулась, то увидела бы старушку, которая неподвижно сидит у её кровати, закутавшись в выцветшую старую шаль, и бесконечно повторяет один и тот же мотив.

Проснувшись, Элисса почувствовала удивительную лёгкость. Тревога не прошла, но дразнящий запах горячих пирогов заставил её быстро подняться с постели. Интересно, когда это она успела влезть в ночную сорочку? Девушка стянула её через голову, и кожа тут же покрылась пупырышками.