Предчувствие беды
Шрифт:
Так гласит история. Но в истории, как известно, много лжи, и вся она может быть сведена только к одному кличу-лозунгу.
Горе побежденным...
Встречать Таки в аэропорту должны были все министры - члены Политбюро. Эту традицию переняли-подсмотрели в Советском союзе, как и многое другое. Все должны были быть там - Амин, Сарвари, Ватанджар, Гулябзой, Мардурьяр. Все - и каждый рассчитывал, что их противника там не будет. Потому что он будет мертв.
Первым, ход сделает Сарвари. Буквально перед самым прилетом Учителя,
Избежит покушения и Амин. Он возьмет другую машину и поедет в аэропорт по другой дороге, дабы избежать засады, которую устроили на основной дороге к аэропорту сторонники Тараки. Он поедет один, только с водителем и даже без адъютанта. И тоже останется жив в этом день...
У аэровокзала аэропорта Кабул было многолюдно. Стояли машины - вряд у летного поля. Стояли люди - мелкими группками, кто-то нервно курил, кто-то - смотрел на часы...
Из всех, кто стоял на поле, выделялась группа, в которой было всего два человека. Они стояли дальше всех, так, чтобы их голоса не мог никто слышать кроме них самих, и так чтобы видеть дорогу, ведущую в аэропорт. Оба нервничали...
– Стой спокойно, рафик...
– Сарвари в отличие о более нервного и несдержанного Ватанджара сохранял внешне спокойствие - на нас смотрят.
– Ты все сделал?
– нервно спросил Ватанджар
– Все как договорились. Нам в любом случае ничего не сделают.
– А советские?
– А что советские? Им то какая разница?
– Как какая?
– Никакой - хладнокровно повторил Сарвари - Дауда проглотили, проглотят и это. Больше ничего не будет...
Хотелось бы...
– подумал про себя Ватанджар - да только не бывает такого чтобы "всё". Нас четверо, а власть-то - одна.
– Надеюсь, мы будем верны друг другу?
– словно читая мысли задумчиво сказал Сарвари.
– Мы друг другу не мешаем...
– подтвердил Ватанджар, придав голосу максимальную искренность - списки кто будет реализовывать?
– Четыреста сорок четвертая бригада**. Больше никому верить нельзя, там есть люди. Не пуштуны. Пуштуны все почти за Амина...
Ватанджар нервно посмотрел на ведущую к аэропорту дорогу
– А Башир?
– А что Башир? Он с нами, пусть и пуштун... Он знает, что ему с Амином не по пути, Амин его все равно уберет и своего человека поставит.
И в этот момент, на площади перед аэропортом, полупустой, потому что аэропорт был оцеплен, появился белый Фольксваген - редкая для Кабула машина, и все знали кому он принадлежит.
– Черт...
– процедил Сарвари, присматриваясь...
– Амин!
– охнул Ватанджар - Амин!
– Спокойно - Сарвари лихорадочно думал. Если бы Амин приехал их арестовывать - за ним приехал бы как минимум грузовик солдат. А так - он один! Интересно, как он проскочил?! Но проскочил ведь! Нет, при Тараки он не посмеет ничего сделать. Но потом время побежит очень быстро. Надо поднимать армию - иначе ничего не получится. Да, надо поднимать армию...
– Он идет сюда.
– Все нормально. Он ничего не сделает.
Амин и Сарвари молча кивнули друг другу, но руки не пожали. Амин демонстративно посмотрел на часы. У машин жался Маздурьяр, Гулябзоя и вовсе не было видно - возможно он сидел в машине...
В котле гор, опоясывающих Кабул, появился самолет, несколько пар глаз жадно следили за ним - то ли желая удачной посадки, то ли наоборот, чтобы он разбился...
Сели штатно, подкатили трап. В стороне была выстроена небольшая, обтянутая кумачом трибуна - рядом с машинами. Сарвари и Ватанджар переместились туда. Почетного караула не было - но красную дорожку раскатали.
Из открытого люка появился Тараки, шагнул на трап. С возрастом, зрение у него стало порться, и он не сразу понял, что тот кто идет ему навстречу - Амин. Когда понял - оглянулся на выходящих из самолета Таруна и Джандата, начальника охраны, того самого, который потом будет руководить его казнью. Потом обратил свой взор вдаль, заметил стоящую у трибуны четверку, немного успокоился...
По праву любимого ученика, и заместителя первым подошел Амин, обнялись, как ни в чем не бывало. Восток...
– Как съездили, Нур-муаллим?
– спросил Амин
– Нормально - Тараки не хотел вдаваться в разговоры, он чувствовал себя неуютно, будто предвидел. Отстранив в сторону Амина, он зашагал к трибуне, к стоящей рядом с ней четверке. Следом, улыбаясь по обыкновению заспешил Амин.
Когда ступил на трибуну - немного полегчало - Тараки любил и умел выступать. Кратко рассказал собравшимся о Гаване, о достигнутых там договоренностях, о встрече с Фиделем Кастро. Не забыл упомянуть о том, что на обратном пути побывал в Москве, сказал, что Советский Союз одобряет происходящее и готов и дальше оказывать помощь молодой революционной демократии. Речь на сей раз была короткой, закончив ее, Тараки суетно спустился к слушателям.
И тут он задал вопрос, на первый взгляд совершенно бессмысленный. Ни к кому конкретно не обращаясь, Тараки обронил:
– Все здесь?
– Все...
– недоуменно ответил Амин
Вопрос снова - из ряда вон, не вписывающийся в картину. На аэродроме были все - и Амин, и вся четверка - и Тараки это видел. Но сорвавшимся с губ вопросом, он дал понять, что на аэродроме он ожидал видеть кого-то еще, кого-то, кого не увидел.
Кого?
Тараки уже направился к ожидающим его машинам, потом остановился на секунду, бросил еще одну фразу.
– В партии образовалась раковая опухоль. Я ее обнаружил. Будем ее лечить...
И направился к ожидающим его машинам...
Времени уже не было. Не было совсем. Однако, Тараки вместо того, чтобы действовать, и действовать незамедлительно, объявляет себе... день отдыха. Поистине странное поведение. Н был ли это день отдыха - не знает никто. В тот день Тараки никого не принимал - но так ли это на самом деле - никто не знает, все просто это предполагают. Тараки жил во дворце, и к нему мог зайти кто угодно в этот день