Предчувствие весны
Шрифт:
Тут стражники засуетились, отгоняя людей от входа. По улице шел сенешаль, следом, гремя цепями - обвиняемые. Завершали процессию стражники. Белобрысый с товарищами растолкал вейверцев, чтобы проложить в толпе коридор ко входу в ратушу. Люди послушно подались в стороны. Сенешаль шагал важно, глядя перед собой, на горожан, которые сгибались в поклонах, важный господин и не покосился. Арестантов встретили сочувственными возгласами. Впрочем, передние ряды молчали, вслух жалели невиновных только те, кого не могли видеть стражники. Передние зажимали носы -
Наконец процессия скрылась в здании, белобрысый с приятелями вошел следом, после этого внутрь хлынула толпа. Первыми вошли городские синдики, потом - прочие. Однако когда к дверям двинулся Мясник со свитой, перед ними горожане расступились. Гедор обернулся, ткнул Торчка в грудь пальцем:
– А ты куда? Давай домой. За порядком посмотришь.
– Ну, можно мне здесь посидеть, а? Страсть, как интересно...
– Ладно, - предложил Селезень, - давай я дома побуду. Пусть малый поглядит, ума наберется...
Поклажу, оставшуюся в "Золотой бочке" надолго без присмотра пришлые не оставляли, тем более что нынче в заведении не осталось никого, тревога пригнала всех на суд. Отпустив старика, Гедор с женой и Торчком прошел внутрь. Им, как и было обещано, уступили лучшие места - сразу позади членов Совета, которым по обычаю достался первый ряд. Вонючих арестантов загнали в угол, где за ними присматривали стражники. Последние морщились и поминутно терли носы... Сенешалю поставили стул с резной спинкой на подиуме. Он огляделся и объявил:
– Начнем со Гилфингом...
Сенешаль вытащил из поясного кошеля свиток, встряхнул, расправляя, и завел монотонным голосом:
– Рассматривается убиение почтенного мастера... верного вассала... благородного и могущественного господина... свершенное ночью в канун... Именем моего господина... благородного и могущественного... принимаю на себя обязанности судьи...
Гедор заметил, что сенешаль уставился в одну точку, его взгляд не перемещается по листу. Наизусть шпарит, значит. Возможно, он попросту неграмотен. Наконец вступление закончилось, судья кивнул белобрысому, тот вступил на подиум и громко доложил:
– Мною задержаны подозреваемые в убийстве...
– последовал список арестантов с указанием возраста, цехов, в которые входят обвиняемые и прочих подробностей.
– Арестованные полностью признали свою вину.
Обвиняемые зашумели в своем углу, гремя цепями. Сенешаль поднял руку, призывая к тишине.
– Значит, сознались полностью... все четверо... А скажи-ка, накануне в "Золотой бочке" была драка, верно? И били одного из обвиняемых?
– Точно так, вон того, из цеха ткачей. Да он же еще поклеп возвел на покойного, будто тот деньги украл.
– Так...
– сенешаль уставился в потолок с глубокомысленным видом.
– А кто же украл-то деньги?
– Так вон тот, кабатчик-то, и украл!
– Точно?
– А больше некому, - белобрысый развел руками.
– Ну, не сам, конечно, слуги
Снова по залу покатился, нарастая, шум. Сенешалю пришлось говорить громче.
– Выходит, накануне эти четверо передрались, у одного остальные деньги стащили, и тут же они вместе на убийство пошли? Что молчишь? Отвечай! Ты же убийц разоблачил, признания у них принял?
Стражник опустил голову. Стало тихо. Мало-помалу снова начался гул приглушенных голосов. Судья покачал головой.
– Ладно, ступай. Мастер Гертель, поди-ка сюда.
Белобрысый присоединился к охране в углу, а на подиум взошел другой стражник с тонкими, едва пробившимися усиками.
– Убийство ты первым заметил, верно? И тревогу поднял?
– Точно так, ваша милость.
– А скажи-ка, когда убиенного утром нашли - в комнате порядок был? Или все же следы побоища?
– Видно, что драка была, стул опрокинули, лампу на пол уронили. Опять же, покойный с мечом был. Выходит, отбивался.
– Отбивался, - повторил сенешаль.
– А почему же он дверь отпер-то? Неужто чужой человек на ночь глядя явился, да что человек! Четверо! И убиенный сам их впустил? А потом бился с ними, и никто не слыхал? А? Вы же в одном доме были, перегородочка тоненькая. Если четверо на одного напали, а тот мечом отбивается - значит, шум должен быть? Крики? Верно?
Парень с усиками тяжело вздохнул и ответил:
– Я, ваша милость, в ту ночь в дозоре был. При воротах. Поутру смена вовремя не явилась, так я возвратился - и увидал.
– А остальные спали?
– Спали, ваша милость. Покойный прежде первым поднимался, всех будил и смену к воротам отправлял.
Сенешаль встал и двинулся, сопровождаемый Гертелем, в угол. Горожане следили за перемещением. Многие приподнимались, чтобы лучше видеть. Снова начались разговоры, сперва в задних рядах, где было плохо видно, что происходит, потом ближе и ближе к подиуму. Сенешаль с минуту разглядывал арестованных. Белобрысый переминался с ноги на ногу рядом.
– Значит, вот этот ткач, по-твоему, убил старика? За пару медяков, да? Или вон тот почтенный владелец доходного заведения? За гроши решился смертный грех на душу принять? Да еще вместе с работниками? Хм, впервые вижу хозяина, который настолько наемным батракам доверяет.
– Говорил сенешаль громко и внятно, шум сразу стих, зал ловил каждое слово судьи.
– Я вот думаю, кому какая выгода от смерти старика?
Рассуждая, сенешаль как бы невзначай натянул перчатку, усиленную металлическими заклепками по наружной стороне.
– Кто больше всех от убийства выиграл?
– сенешаль обернулся к белобрысому.
Стражник потупился, и тут сенешаль резко влепил ему в живот кулак. Солдат захрипел и согнулся, судья выхватил из ослабших рук копье и ударил по колену. Белобрысый с воем покатился на пол, на него кинулись Гертель и двое латников, приехавших накануне с сенешалем. Скрутили, поставили на ноги. Остальные солдаты глядели на происходящее с удивлением.