Предчувствие

Овсянникова Любовь Борисовна

Забросив отобранные вещи назад, достал и надел проверенный временем джинсовый костюм — сорочку и брюки, старый свитер, кроссовки, потом подумал и намотал вокруг шеи новый голубой шарф, просто потому, что старый успел выбросить. Снова посмотрел в зеркало, взъерошил волосы и хихикнул:

— Нет, Михалыч, не носить тебе светских шмоток, так и помрешь вечным пацаном, — подмигнул и тщательно зачесал рассыпающиеся пряди.

Надел кожаную куртку, примерился, не будет ли холодно без головного убора, и, решив, что не будет, закинул за плечо черную спортивную сумку и вышел из дому.

На первом этаже вдруг остановился, будто его ударило током. Показалось, что он чего-то не сделал, что-то забыл. «Может,

утюг не выключил? — стоя в нерешительности, вспоминал он. — Так я и не гладил ничего. Может, чайник на огне оставил?»

Разом нахлынула тоска — не хотелось возвращаться перед дальней дорогой. Тоска сменилась тревожным предчувствием: что-то недоброе должно произойти, что-то злое, а затем эти эмоции смело острое желание вновь оказаться в своей квартире, закрыться там, не выходить никуда. «Сдурел, что ли! — ругал себя. — День-деньской на улице. Что может случиться? Нервы выпускают коготки, надо будет съездить на отдых. Вот начнется зима, и махну в Карпаты». Он все еще раздумывал, что делать. Чувство тревоги не проходило, сжимало сердце, волнами морозца пробегало по коже, липкой паутиной пеленало душу.

И тут он вспомнил Петьку Федотова, своего сослуживца, который рассказывал, как однажды почувствовал безотчетную тревогу, выходя из дому, а вечером пришел в пустую квартиру, обобрали. Александр вышел из подъезда, осмотрел окрестности, ища заинтересованный взгляд, — ибо что еще можно было почувствовать, как не пристальное око наблюдателя. Но ни во дворе, ни в ближайшей округе никого не было. «Может, в подъезде сидят, где-нибудь между этажами?» Пришлось возвращаться. Не поленившись, он поднялся лифтом на самый верх, а потом, не спеша, спустился вниз, стараясь двигаться бесшумно. Но и тут никого не нашел и не встретил.

Сосущее беспокойство, сопровождающееся неотступным холодком, не покидало, даже, казалось, усиливалось. Ничего не оставалось, как зайти в квартиру и, наконец, постараться избавиться от своих страхов. Уже отомкнув замки, подумал, что за это время туда могли войти чужие. «Ну и срамота!» — выругал себя и тут услышал шум на верхнем этаже: кто-то хлопнул дверью и начал спускаться вниз.

— Привет! — поздоровался Никита, сын Телеховых, которые жили прямо над ним.

— Ты мне как раз и нужен, — ухватился за него Александр.

— Дядь Саша, я спешу.

— Мне не надолго.

— А что надо-то?

— Да ничего, постой тут возле моей сумки, — снял с плеча сумку и поставил на коврик перед дверью, объясняя тем временем: — Понимаешь, в командировку собрался, а утюг выключить забыл. Но возвращаться — дурная примета, к неудаче. Верно?

— Ага, — согласился Никита.

— Вот я и хочу перехитрить судьбу, оставить за дверью хотя бы свою поклажу, вроде бы как вернулся я не по-настоящему. Понимаешь?

— А-а, давайте, подожду вас.

Александр уже смелее вошел в квартиру, прямо от порога начал включать свет в комнатах, на кухне, везде. Осмотрел шкафы, пространство за шторами, встав на стул, заглянул на антресоли, проверил балконы. Все чисто, выключено, убрано, нигде никого нет.

На пороге оглянулся в последний раз, вздохнул, вдруг интуитивно прозрев причину своего странного состояния. Словно невидимые лучи залили мир вокруг него зыбким, колышущимся маревом будущего, и он увидел картины запредельного бытия. Явилась та же обстановка его квартиры, знакомые предметы, то же шевеление занавесок от теплого потока воздуха, идущего от батарей, только на всем лежала поволока заброшенности, запустения — здесь не было его. Куда он мог деться? от крайней неправдоподобности происходящего ноги-руки враз стали чужими, ватными. Что за чертовщина?

Но вот наваждение истаяло так же внезапно, как и нахлынуло. Прошла минута, вторая, и к нему вернулось самообладание. Он крепко встряхнул

головой и глубоко вздохнул, как после долгих тяжких страданий.

Можно спокойно уходить. Только как раз покоя-то и не было, пропал куда-то. «Так бывает перед изменениями в судьбе, — думал, стоя на пороге. — Наверное, вернусь сюда с Ларисой. Что ей делать в Кривом Роге одной? Вот и разыгралось воображение. Эх, прощай холостая жизнь!»

Объяснение, пришедшее к нему, открыло новое, о чем не думал, собираясь в поездку. В самом деле, чего он рвался в Кривой Рог, спешил? Может, Лариса поверила в его мужскую бескорыстность и позвала его всего лишь, чтобы получить дружескую поддержку. В качестве кого его там ждут? О, Боже, что он себе насочинял! Не может же она, только что потеряв мужа, бросаться в объятия другого.

На миг остановилось сердце. Ничего себе! Он, хоть и не стал рядиться в парадные одежды, а надел свои обычные спортивно-деловые вещи, на лицо, тем не менее, приклеил выражение счастливого избранника, мужчины, которому женщина доверяет себя. Какая иллюзия! Какое недоразумение могло бы произойти, не откажи он себе в удовольствии предаться меланхолии и тоске.

Внутри что-то разрывалось на части, скулило и просило пощады. «Ерунда какая! Надо же, как я волнуюсь, — продолжал внутренний монолог. — А в Днепропетровске, похоже, намечается всего два визита. Сколько они могут забрать времени? Пусть по часу — полтора каждый. Работы в лучшем случае на три часа. А еще пять часов чем занять?»

Стараясь не думать о предстоящей встрече, которая, как ему казалось, будет слишком большим для него испытанием, продолжал по дороге строить планы на предстоящий отдых, необходимость в котором так неожиданно вырисовалась. Он не любил станцию «Оболонь», хоть та и была ближе к дому, поэтому по привычке пошел на «Минскую».

В вагоне взгляд натолкнулся на девушку в красивом пальто из лайковой кожи, блондинистые волосы отлива спелой ржи свободно падали на плечи, очерчивая хорошенькую головку, славно венчающую стройную шею. Но не это привлекло взор — знакомой показалась ее манера поворачивать голову, некоторые другие трудно уловимые движения. Когда же он увидел лицо, то окончательно растерялся, так сильно она напоминала кого-то, кого он долго знал, а теперь забыл. Силился и не мог вспомнить, на кого она так поразительно похожа. Некоторое время перебирал в памяти лица знакомых и давно знакомых девушек, молодых женщин, доставал воспоминания из запасников детства, но все было напрасным: лицо, чуть постарше, чем у этой девушки, всплыло с полной отчетливостью перед глазами, но кому оно принадлежало, он не мог сказать. Если бы его поездка продолжалась дольше, это стало бы навязчивой идеей. К счастью, он приехал на место спустя четверть часа, через толчею подземных переходов выбрался наверх и с удовольствием хлебнул посвежевшего против утра воздуха.

Шагая по территории когда-то бывшей палисадником при частном особнячке, а теперь ставшей девственным сквериком перед зданием издательского офиса, он сосредоточенно глядел себе под ноги, чтобы не наступить на собачьи «дела». От пережитого при выходе из дому стресса, от напряжения, возникшего в вагоне метро, во всем теле ощущалась разбитость и слабость. Впереди — там, где кончался участок, заросший травой, и начинались деревья, — молодая красивая девушка в белых брюках, красной куртке с синими рукавами и с таким же, как у него, почему он и заметил ее, шарфом на шее выгуливала коккер-спаниеля. Она улыбнулась Александру издалека, но тут же поджала губы. Наверное, было у него в лице что-то такое, что заставило ее испугаться. повернув налево, она припустила и вскоре скрылась за поворотом. Спаниелю это не нравилось, и он упирался, сколько мог, натягивая поводок и таща ее за собой. Затем кашлянул, захрипел и повиновался хозяйке.