Предчувствие
Шрифт:
Но вкус ощутить не успел — проснулся. Еще сжимал кулаки и бесполезно подносил их ко рту, когда понял, что это был сон.
Есть действительно хотелось. «Голод — не тетка», — вспомнил банальное, объясняя сон. Очень понятно, почему приснилась именно Ларисина мама. Она, несмотря на то, что их соседство продолжалось немногим менее двух лет, успела познакомить Александра со своими пирогами, частенько угощая его вместо себя, так как ей есть печеное не позволяла больная печень.
Соседа в купе не было, и, оглядевшись, Александр понял, что тот уже сошел с поезда. Замечательно! Сердце затолкалось в груди безотчетной радостью, и, затопив его теплом, протаяло в сознании приятным и — почему? — спасительным: Горовая.
6
Она стояла на перроне — притягательная и… другая. Не то, чтобы ее узнать нельзя было, но и чтобы узнать, требовалось знать, что она появится. Трудно было определить, что в ней изменилось. Чуть уменьшился рост. Или то увеличились поперечные размеры? — хотя нет, она была стройна, как и раньше. Светлое лицо почти побледнело, высокая прическа заменена старательно взбитой стрижкой. На ногах — туфли на низком подборе, покрой одежды — чуть свободнее, чем всегда. Роскошная грудь теперь оттягивала вниз ее угловатые плечи, отчего они казались уже, а талия — полнее. На всем облике лежала печать возраста. Только спокойный и уверенный взгляд зеленых глаз оставался прежним и выдавал в ней человека умного, натуру — сильную.
И как всегда, когда она появлялась рядом, Александру стало уютно и спокойно. Все тревоги отошли во вчера, исчезли, и в душу возвратилось ощущение защищенности, мир показался неподдельно надежным.
Он вышел в тусклое днепропетровское утро, сухое от морозца. Перрон пустовал. Проходящий поезд, которым он приехал, мало кого интересовал. Редкие пассажиры, поджидающие пригородную электричку, жидкими группками жались у киосков. Вдоль поезда медленно прохаживались два безразличных человека в милицейских формах, рассеянно посматривая по сторонам. Ничего необычного в их облике не было: они перебрасывались редкими фразами, благодушно щурились от налетающего из-за вагонов ветерка, небрежно качая в руках черные резиновые дубинки; слышалось позвякивание наручников, угадывающихся на поясах со стороны спины, бока курток пузырились кобурами пистолетов.
Наблюдая их, Александр обнаружил в себе проснувшееся знание чего-то тревожного, тяжелого, тайного, что опасно касалось его лично. Из этого знания он понял пока, что безразличие милиционеров, их ленца, подчеркнутая рутинная небрежность — неправда, ложь, маска. Меж тем, те двое насторожились, сбавили и без того неспешный шаг, казалось, даже уши у них зашевелились от сосредоточенного внимания. Они на миг замерли, словно голодные хищники на охоте. И тут исчезло их благодушие, глаза заблестели холодно и остро.
Александр оглянулся: у соседнего вагона стояла женщина и принимала из рук проводников предназначенную ей поклажу — пачки книг, связанные в стопки, по четыре в каждой. У ее ног уже стояло три, и теперь она держала в руках четвертую, видимо последнюю, потому что благодарно кивала головой своим помощникам и улыбалась.
— Кто ехал с грузом? — нависли над нею «стражи закона» с плотоядными ухмылками на одинаковых рожах, в которые превратились их лица.
— А? Я… — та растерялась.
— Мужчина ехал, — нашелся проводник. — Седьмое место занимал.
— А где он?
— Ушел, наверное. — Проводник обратился к женщине, давая понять, что намерен подыграть ей в этой мизансцене: — Это же он вам привез?
— Да, — женщина, наконец, пришла в себя. — Это один из наших родителей.
Милиционеры непонимающе переглянулись, подступили к ней ближе.
— Я — учительница, — пояснила она. — А это — учебники для моего класса, «География Украины» Масляка. Понимаете, к началу учебного года тираж еще не был готов, издательство запаздывало. И теперь вот передали… с оказией…
— Где билет пассажира? Предъявите документы на груз!
— На груз? — ошарашено переспросила учительница, но ее уже взяли под руки с двух сторон.
Один из милиционеров окликнул проезжавшего водителя электрокара:
— Погрузи это и отвези в наш отдел.
Женщину насильно сдвинули с места:
— Пройдемте, гражданочка. Мы имеем право задержать вас на тридцать суток до выяснения обстоятельств дела.
Александру стало нехорошо. Его сковал мучительный внутренний дискомфорт, как будто то, что произошло сейчас, чем-то угрожало ему. Показалось, что это над ним надругались, что ему нет спасения от тотального врага, что сейчас придут в движение все сатанинские силы, все нереализовавшееся зло, завопит и пойдет куражиться вся притаившаяся мразь. Острая незащищенность тысячью ножей вонзилась в душу.
— Если у нее есть при себе деньги, отберут деньги, а если нет — отберут книги, — вместо «здравствуйте» сказала подошедшая Горовая и, тронув Александра за рукав, вывела его из оцепенения.
— Зачем? Что они будут с ними делать?
— Отдадут перекупщикам. У них этот бизнес поставлен основательно. На любой товар есть проверенные и надежные покупатели. Из своих бывших или из родственников.
— Рэкет?
— Конечно! А что можно сделать? Документов на право провоза груза, видимо, действительно нет.
— Разве можно все предусмотреть, разве можно жить так мелко?
— Нельзя, вот на этом и греют руки подонки. В условиях демократии обвинить человека легко, а защитить почти невозможно, тем более что это никому и не нужно.
— Да. А книги, скорее всего, из Киева передали с проводником.
— Ну, — Горовая слегка поежилась, — для проводников это копеечный бизнес, где-нибудь рубль за пачку. А эти, — она кивнула в сторону двух бандитов от власти и трепыхающейся между ними жертвы, — возьмут, как минимум по пятнадцать за книгу. Если это Масляк, то на рынке он стоит четвертной, а то и больше. Выгодно.
— Там было более ста экземпляров, — профессионально прикинул Александр.
— Считайте, ребята пятьсот долларов под ногами нашли. — Затем, словно очнувшись: — С приездом вас!
— Здравствуйте, — Александр заставил себя отвлечься от грустного.
Ехали они в переполненном трамвае, поэтому разговаривали мало, чувствуя, однако, что думают об одном и том же: о потерпевшей, которой сейчас несладко.
— Это была линейная милиция. Чем занимаются, сволочи!
— Сейчас все, кому впала власть, — сволочи. Этим и городская милиция грешит, — уточнила сдержаннее Горовая.