Предел прочности
Шрифт:
— В 2013 году вас задержали за перестрелку на Линн-роуд и осудили на пятнадцать лет, отправив в тюрьму Дьюэль. В 2014 году в вашем личном деле уже был записан ряд преступлений.
Я всегда проводила допрос по одной и той же тактике, выученной еще в Академии: сначала рассказываешь факты, потом начинаешь давить. Если преступник не желает раскрываться, то нужно проявить сочувствие, стараясь вывести его на душевный разговор, медленно вытягивая информацию. Никаких избиений и пустых обещаний.
— Не трать свое время, куколка, я не собираюсь разговаривать с шавками
— Не уважаете государственную систему?
— Презираю, — сказал он, еще больше придвигая лицо ко мне.
— Даже так, — хмыкнула я, — мистер Фелпс, а ваша ненависть избирательна или вы считаете нас шавками только в четные дни месяца? В 2017 году вы не пренебрегали помощью государственного адвоката, который вытаскивал вас из колонии по условно-досрочному. И все это время вы не брезговали приходить в участок и отмечаться за хорошее поведение, даже на отработки ходили. Если вы ненавидите именно ФБР, не стесняйтесь, скажите, я позову полицейского.
Его лицо озарила улыбка и он начал ржать, словно я рассказала нереально смешную шутку. Он наконец-то откинулся на спинку стула, давая мне кусок личного пространство, и отвел глаза на свои руки, продолжая сохранять молчание.
— Вы были инициатором своего освобождения и долгое время нигде не мелькали. Снова дали о себе знать вы красиво и громко, судя по новостям. Дон наверняка остался доволен, — я достала из кармана пачку сигарет, — хотите еще?
Он медленно вытянул сигарету из протянутой пачки, я наклонилась к нему с зажигалкой. Мы молча делали первые затяжки, глядя друг другу в глаза. Пепел летел прямо на пол, благо комнаты не были оснащены сигнализациями.
— Молодым был, беспечным, думал, что все можно, а очнулся только в суде, когда услышал рыдания мамы. Она наверное была рада встретить сына после колонии, наконец-то его обнять, приласкать. Наверняка и объявление о работе под нос подсовывала, надеялась, что сынок жизнь новую начнет. А непослушный Джон вот что учудил.
Я продолжила говорить после небольшой паузы, видя как его лицо становится все напряженнее, а глаза выдают погружение в воспоминания и невыносимую боль, перемешанную с тоской.
— Ей наверняка пришлось заплатить херову тучу денег за адвокатов. Не знаешь, она уже кредит выплатила, пока ты за решеткой кровавое побоище устраивал?
Всю эту информацию о нем и его семье мне отправил Нэро, пока я ехала на работу. Он сказал, что занялся этим сразу же после нашего ночного дистанционного оргазма. У Джона отца нет, мать всю жизнь работала в школе, но после перестрелки ее уволили и теперь она домохозяйка. Ее кредиты и долги я смогла пробить по общей базе данных. Оттуда же я узнала, что Джон отправляет ей крупную сумму денег каждый месяц.
— О моей матери ты не имеешь права говорить, сука. Я сижу здесь за свои грехи, вот и суди меня, а в ее сторону даже не дыши.
— Да я только сочувствую этой женщине, правда, а вот все остальные считают ее виновной в твоих грехах. Когда директор школы ее с позором увольнял, он и интервью дал, — я достала телефон
Желваки на его скулах ходили ходуном и он сжал недокуренную сигарету в ладони. Плечи еще больше ссутулились и он потупил взгляд, но я успела заметить влажный след на его ресницах.
— Я не буду рассказывать тебе сказки о свободе и защите, но точно могу пообещать не такое строгое наказание и возможность общение с мамой. Кто из 211 камеры Мундо?
Я почти его сломала, я чувствовала это. Он хаотично дергал пальцами, тряс ногой под столом, и я заметила как его грудь несколько раз тяжело поднималась, словно он хочет начать говорить.
— Ты вообще в курсе у к ого ты спрашиваешь про этих ублюдков? Или ты слишком плохо рыла на меня и не успела узнать кого именно я убивал? — Хмыкнул он, поднимая на меня наглый взгляд. Я не подала виду, но искренне не понимала, что он хочет мне сказать. — А ты ничего такая, бойкая, про тебя уже все знают, втайне даже болеют именно за тебя. На лицо вроде нормальная, хоть и подпорченная, мы как раз стриптизерш ищем, не хочешь попробовать? За ночь будешь больше рубить, чем тут, еще и дяди взрослые защищать будут.
— Танцую я погано и, честно сказать, целлюлит на заднице есть. У меня уже есть личности предполагаемой верхушки, я все равно выйду на него. Ты можешь помочь следствию, а я в ответ постараюсь скостить срок.
Он сел прямо и снова смотрел на меня злыми глазами, складывая руки в замок:
— Подумай еще раз, Джулари Кларк. Твой вопрос явно направлен не в ту сторону и я бы с удовольствием придушил тебя прямо сейчас. Я один хрен виновен, согласен вернуться даже в этот чертов Дьюэль. Я знаю, что я позор своей матери, что я разрушил ее жизнь. Последнее, что я тебе скажу: прекращай рыть себе могилу. Допрос закончен, пошла нахер отсюда.
Я испустила долгий выдох, закрывая блокнот. Взяв диктофон, я показательно подняла его на уровень наших лиц и остановила запись. Терпение и спокойствие, которое я проявила, истратили себя на максимум.
Я встала со стула и достала глок, что заставило Джона сесть прямо на стуле и слегка дернуть закованными руками. Не глядя на него, я выстрелила в видеокамеру в углу стены. Затем во вторую, третью и четвертую — точно в цель, ровно четыре пули, идеальная работа.
Потом я подошла к нему и одной рукой начала расстегивать пуговицы его уже несвежей рубашки. Он пытался ударить меня ногой и что-то сказать, но я молча приставила ствол к его голове. На середине стройного ряда пуговиц я резко дернула одну сторону ткани, и увидела… ничего. На его груди не было символа Мексиканской фамилии и тут я поняла все. Он не один из них. И он не стремится попасть обратно в колонию, зная кто его там встретит.