Предел прочности
Шрифт:
— Ох и запашок от тебя, хоть ноздри затыкай, — поморщился Бочкин.
— Да, не говори, тут до меня сидели…
Виктор пожал мне руку и пошел к двери. Там приостановился, усмешливо сказал:
— Спасибо, капитан. Поздравляю, что нынче занимаетесь такими пустяками.
— Смотря что считать пустяком, — усмехнулся капитан. — Вы, газетные писаки, любой пустяк раздуете и подадите как главную сенсацию.
— Нет, заблуждаетесь, — сказал Бочкин и ушел. А я порадовался, что он к моему задержанию отнесся именно так: дал понять капитану, что происшествие со мной — житейская мелочь, и ничего больше.
И
— Не валяйте дурака, гражданин. Лучше пойдите, куда я вам указал, и успокойтесь.
— И на том спасибо, — сказал я и, открыв дверь, очутился в длинном темном коридоре, в конце которого чуть светлело узкое зарешеченное окно. У окна стояли два стула, я лег на них, держа ноги на полу.
«Уснуть. Утром — на работу, а я приду уставший и неспатый… невы-спатый. Неологизмы в голову лезут, черт бы их побрал. Как минимум, до утра, до прихода следователя, буду задержан. Спать, гражданин, спать, утро вечера мудренее».
Закрыл глаза, сложил под пиджаком руки на груди и, чтобы скорее приходил сон, стал считать:
— Раз — белая овца, два — белая овца, три — черная… — бормотал я, проваливаясь в пьяный сон.
От окна дуло, я замерз и проснулся. И услышал тяжелые то ли вздохи, то ли стоны. Начал оглядываться, пока не понял, что это я стону и вздыхаю. Мгновение соображал, где я, а когда вспомнил, чуть не завыл. Встал и прислонился к стене у зарешеченного окна. Высоко в небе дрожат яркие звезды, не слышно уличного шума. Я остро почувствовал весь холод одиночества. Захотелось выйти к милиционерам, где было теплее. Но сразу отказался от этой мысли и поблагодарил их за то, что дали возможность побыть одному. Они могли держать меня там, в зловонном месте, но «этаким манером», как говорит сержант, поместили в коридор. Сиди и думай, что произошло. И обижайся на весь белый свет. Пьяному сознанию хотелось героического поступка, а телом вляпался в обычную уголовщину.
«Да, все так, — думал я, пытаясь спрятаться от холода в самом себе. — А как хорошо было вечером, когда я в приподнятом настроении ехал домой и радовался, что меня ждет мама. И это несмотря на осадок, что остался от разговора с Бирюковым. Я даже не понимал, от чего он. От порядков ли в стране, что позволяют издавать такие пакости, как „Мясной отдел“? От своего ли отказа писать рецензию — обездолил себя на полсотни тысяч. То ли от общей неустроенности жизни, где ты лишь функция, занятая подготовкой разной чепухи для публикаций в газете. И что лишь добавляет всеобщей неустроенности… Маме не надо говорить, что я недоволен своей работой. Она расстроится, она просила не бросать медицину, оставаться врачом. Она и так бывает у меня редко. Чаще я бываю в Москве у нее. Но там сплошной праздник, там отпуск. А здесь… Как случилось, что я за решеткой? И совсем невероятное — появление в ресторане автора „Мясного отдела“!.. Он, он вывел меня из равновесия. Сначала пошлым романом, затем своей прелюбодейской физиономией».
В голове началась круговерть, я долго не мог сосредоточиться на чем-то определенном, пока память не высветила всю дурную логику моих поступков.
Что же было? После работы направился домой. Входя в троллейбус, пропустил вперед девушку — юную, светловолосую, в красном брючном костюме, с едва
Но я не прислушался к предостерегающей интуиции и спросил:
— Извините, вы не подскажете, какой фильм сейчас можно посмотреть?
Девушка повернулась ко мне и, наверное, подумав, что мой вопрос не представляет для нее опасности, сказала:
— Не знаю. Я давно не была в кино.
Я помолчал, собираясь с мыслями. Даже вспомнил, что меня ждет мама и обещала к моему приходу сварить картошки и нажарить рыбы. И как было бы славно, если бы девушка ответила согласием поужинать со мной и с мамой. Но вместо этого спросил:
— Скажите, а если бы я вас пригласил в кино прямо сейчас, вы бы отказались? Кстати, меня зовут Юрием, а вас?
— А я — Уля. Не знаю, сегодня я не собиралась.
— Вот и хорошо, Уля. В каждом случайном мероприятии всегда есть что-то новое. Давайте сходим?
Девушка посмотрела мне в глаза, словно бы желая убедиться, что я не шучу, и сказала:
— Ну, что ж, можно попробовать.
Ах ты, господи! Такое доверие, такая открытость. Это и есть вершина человеческих отношений, восхищался я и вдруг с ужасом вспомнил, что у меня с собой слишком мало денег. Дома деньги есть, но как сказать ей об этом?
— Вот и хорошо, — сказал я. — Только есть одно неудобство: у меня с собой мало денег.
— Ну и что? Зато у меня есть. На кино вполне хватит.
До чего она чудесная, восхитился я, но я не могу, не буду ей уступать. Мы должны заехать домой за деньгами.
— Нет, ваше предложение не подходит, — сказал я. — Знаете, не привык я развлекаться за счет других, в особенности за счет девушек. Так что предлагаю заехать ко мне.
— Что ж, давайте, — кивнула она.
Наш путь был недолгим. Мы приехали к дому. Поднялись в лифте на восьмой этаж, Уля спросила, кто у меня дома.
— Только мама, — сказал я. — Она меня ждет, так что вместе заходить не будем. Я забегу, оставлю сумку и возьму деньги. И мигом обратно. А то она станет приглашать нас обоих и уйти мы не сможем.
— Хорошо, я подожду, — кивнула она.
Я ворвался домой, бросил в прихожей сумку. Увидел в кухне маму, заторопился:
— Мамочка, привет! Я ненадолго. Только возьму денег и побегу. Но ты не думай, это всего часа на два-три, не больше.
— Да куда ж ты? Я рыбу жарю, все готово к ужину.
— Некогда, ма, скоро буду, а пока тороплюсь.
Я прошел в комнату, положил на стол мамин паспорт с билетом на обратный проезд, достал из секретера деньги и сказал недовольной матери:
— Скоро вернусь и порадую тебя хорошей новостью, а ты не торопись с ужином, я мигом.
Радостный, оттого что удалось так быстро договориться, выскочил на лестницу. Уля стояла у лифта и, увидев меня, улыбнулась. Я был счастлив. Таких ярких дней в моей жизни еще не было. Сегодня на мою неудачу с Бирюковым шла удача с этой милой девушкой.