Предел прочности
Шрифт:
Уля поставила на колени сумочку и взглянула на меня.
— Уля — звучит красиво… А полное имя Ульяна?
— Нет, Ульфат. Я — татарка.
— Вы мало похожи на татарку, — сказал я.
— Нет, у меня волосы крашеные. А были бы темные, вы бы сразу увидели. Как вы думаете, сколько мне лет?
— Не знаю, может, девятнадцать?
— Да, почти. А моей маме тридцать семь, представляете? Но ей никто столько не дает, все дают меньше. Иногда нас принимают за сестер и в шутку спрашивают, кто из нас старше.
— Не
— Да, и могу доказать. Вот, взгляните, — достала она из сумочки фотографию и протянула мне.
Я увидел лицо восточной женщины с едва заметными скулами, продолговатыми глазами и небольшим носом над красиво очерченными губами. Почти от переносицы в обе стороны разбегались неширокие брови. Темные густые волосы свободно падали на шею и плечи молодой женщины, открывая изящно выделанные продолговатые сережки.
— Красивое лицо, — сказал я. — А папина фотография?
— Нет, не взяла. Он тоже красивый. И любит маму и меня.
— Чем они заняты?
— У них простые профессии: папа работает сборщиком на автозаводе, а мама — воспитательница в детском саду. Они мечтают, чтобы я поступила в консерваторию.
— Сложное дело. И есть уверенность?
— Не знаю. Еще не поняла. Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано.
Вроде бы ничего особенного не сказала, а я готов был разрыдаться от такого признания. Чего я ждал, задавая этот нелепый вопрос? Чтобы она категорически ответила — нет? Или категорически — да? Разве можно быть в чем-то уверенным в наше время и в нашей стране? И она почувствовала, поняла неестественность моего состояния, а потому ответила неопределенно, ничего не утверждая, но и не отрицая.
Полнотелая русоволосая официантка с карточкой «Лидия» на кармане форменного платья подала нам кожаную папку с меню. Я спросил, что Уля будет пить. Она сказала, выпьет немного шампанского, а для себя я выбрал водку. Из закуски решили заказать «Столичный» салат, холодную осетрину с лимоном и форель в кляре. А напоследок — пирожные и кофе.
— Сколько вина и водки? — спросила официантка.
— Бутылку того и другого, — отважно сказал я. — И бутылочку воды.
— Но это же много на двоих! — ужаснулась Уля.
— В самый раз, — кивнул я.
Официантка записала все это в блокнотик, держа его в руке, и покинула нас. Вскоре вернулась, поставила перед нами шампанское, водку и воду. Сгрузила с подноса приборы, хлеб, оба салата и осетрину с лимоном и снова ушла.
Мы выпили за встречу: Уля — глоток, я до дна. Стали закусывать. И снова выпили. Я изрядно проголодался, поэтому не вел разговоров. Но все же заметил, как на сцене возник оркестр. Мы с Улей пошли танцевать. Оказывается, народу в зале прибавилось и все танцуют. Я слегка захмелел и в танце стал дурачиться, нахваливая мою партнершу и не жалея комплиментов.
Уля смеялась от удовольствия, танцевала азартно почти одна, лишь изредка приближаясь
— Жалко ее, — сказал я.
— Кого? — спросила Уля.
— Да солистку. У нее умное лицо, а поет такую ахинею.
— Ну, она же поет не песенные, а танцевальные слова. А для танца любые слова подходят. Был бы ритм.
— Да, вы правы, — согласился я. — С вами интересно разговаривать.
— Почему?
— Потому что у вас есть свое, присущее только вам, понимание.
— Ничего особенного, — сказала она. — Просто вы затронули тему, в которой я немного разбираюсь. А есть масса других тем, где я ни бум-бум.
Возвращаясь после танца на свое место, я заметил, что рядом с нами, за соседним столиком, устроилась новая пара. То есть вначале я заметил только девушку — красивую, в легком голубом платье, с большими выразительными глазами и полными губами, на которых задержалась тихая, чуть ироничная улыбка. Каково же было мое удивление, когда, переведя взгляд на ее спутника, я узнал в нем автора «Мясного отдела». Узнал и от неожиданной встречи сначала не мог поверить. Но, вернув в свою память обложку романа, вспомнив рыжие волосы, усы и бордовый бантик-бабочку на горле, я с уверенностью подтвердил: «Он!»
Чтобы он не заметил моего пристального взгляда, повернулся к Уле и, добавив ей каплю шампанского, сказал:
— Наверное, вам, чтобы одолеть фужер вина, понадобится не меньше недели?
— И даже больше, — согласилась она.
Я выпил водки и, потянувшись за салатом, закусил.
— Расскажите еще о себе, — попросил я, понимая, что уже меньше занят своей новой знакомой, а больше — гостями за соседним столом. — Вы у родителей одна?
— Нет, еще брат Ренат. На два года младше меня.
— Тоже музыкант?
— Нет, каратист. Имеет пояс и пачку дипломов за свои победы.
С приходом Неструева я почувствовал себя не совсем свободным. Он меня теснил, заставлял думать о нем, о его мерзком романе. Он мало разговаривал со своей спутницей и почти к ней не обращался. Лишь изредка наклонялся к ней, что-то говорил, при этом всякий раз брал в руки меню и долго всматривался в него — изучал.
В моем кармане дал себя знать сотовый телефон. Звонил Гена Кусков, предложил рецензию на «Мясной отдел» писать вдвоем. Гонорар пополам.