Предел прочности
Шрифт:
— Сам пиши, — сказал я. — У тебя получится. Перед публикацией дай прочитать. — Я прикрыл телефон рукой и стал говорить совсем тихо: — Я сейчас в ресторане, наблюдаю твоего автора. Возле него вьются официанты и администратор. Неструев им что-то говорит и достает деньги… Ладно, пока. Рождается интрига, мне интересно.
Я завершил разговор и отключил аппарат. Сейчас не до звонков. Администратор мелко-мелко покивал головой, соглашаясь с тем, что ему говорил Неструев, и неторопливо пошел на сцену. Взял микрофон, поздоровался с посетителями и хорошо поставленным голосом произнес:
— Дорогие
В зале раздались аплодисменты, кто-то крикнул:
— Нехай споет!
— Нет, друзья, он петь не будет. Но по его просьбе песенку про черного кота исполнит для вас солистка нашего ансамбля, очаровательная и непревзойденная в своем амплуа Карина. Встречайте!
Ансамбль рванул вступление, на сцену выскочила стройная, черноволосая Карина, теперь уже в белом брючном костюме, и сильным, красивым голосом запела: «Жил да был черный кот за углом…»
Я взглянул на Улю — она тут же наклонилась ко мне и спросила:
— Вам знаком романист?
— Да, я прочитал его книгу. Еще тот перл.
Я стал коротко представлять ей содержание книги, но, заметив смущение на ее лице, остановился.
В это время романист, словно догадавшись, о чем мы говорим, повернулся в нашу сторону, скользнул взглядом по мне и уставился на Улю. Его цепкие, оценивающие глаза дрогнули и прищурились. Ему пришлась по вкусу моя девушка, и он этого не скрывал.
— Чего же здесь его нахваливают?
— Не только здесь, — сказал я. — Он и в газеты попер, в том числе в нашу. Нынче у нас правило в чести: кто с деньгами, тот герой. Если и дальше так, мясники выйдут в главные писатели.
Уля качнула головой и сказала, что она в писательских делах ничего не понимает, но любит читать про музыкантов. И еще любит смотреть фильмы по книгам — про «Княжну Мери» и «Барышню-крестьянку».
— То есть классику? Ничего удивительного, ее благородные люди создавали, дворяне.
— Ну да, где все без лажи. А таких, с «Мясным отделом», нафталинчиком надо, чтоб не заводились. Иначе сформируют у читателя дурной вкус, — назидательно сказала она и рассмеялась.
— Вы полагаете? — спросил я, чтобы слушать ее дальше.
— Ну да. И приведу пример: я пристрастилась смотреть «Ледниковый период», старалась не пропускать ни одного представления. Но однажды увидела настоящие соревнования фигуристов — то ли первенство Европы, то ли мира. И поняла, какая подделка этот «Ледниковый период». Значит, можно при помощи умелых манипуляций понизить вкус, как это случилось у меня?
Что я мог ответить? Только то, что все в нашей жизни идет на понижение, кроме цен. Богатые владеют тем, к чему не имеют никакого отношения, а бедные давно смирились со своей бедностью и перестали думать о себе как о людях — так, трава-мурава: куда ветер дует, туда и клонится. Я говорил это, понимая, что изрядно захмелел, и видел, что Уля хотя и слушает меня, но не столь внимательно, как прежде. Она это
— Мне кажется, вам не стоит больше пить.
— Нет, почему же? — усмехнулся я и снова налил себе.
То ли хмель повлиял, то ли меня снова увлекла Уля, но я стал забывать о невольном соседстве с Неструевым. И вдруг, когда Карина опять запела, он подошел к нашему столу и, гадко подмигнув мне, пригласил Улю на танец. Уля растерянно улыбнулась и, очевидно, не успев принять решения, чтобы отказать, встала и пошла с ним.
Карина пела. Уля танцевала. Вот и славно, думал я. Все довольны, никто не в обиде. И автор «Мясного отдела» — человек из-за моей спины — как будто следил за мной, чтобы оказаться в одном и том же ресторане. «Человек из-за спины» — хорошее определение. Они всегда наготове, эти «человеки из-за спины», всегда на страже. И стоит отлучиться или просто зевнуть, как они пытаются схватить то, что им не принадлежит… Что-то нашептывает Уле, она слушает, но без интереса. Он думает увлечь ее — напрасный труд. Уля — девушка с характером. Она не пойдет с тобой, хлюст, а пойдет в библиотеку и филармонию или поедет за город, чтобы побродить по осеннему парку, вспомнить пушкинское: «Багряный лес роняет свой убор…» И не нужны ей твои нашептывания. И ты не нужен, хоть и рекламируют тебя как писателя…
Я пригубил рюмку с водкой и взглянул на девушку Неструева. Она лишь изредка поднимала глаза, а больше была занята тем, что отщипывала от виноградной грозди ягоды и медленно ела.
Я встал и шагнул к ней:
— Можно вас?
Она согласилась, мы пошли по проходу на свободное место и стали танцевать. Я назвал ей свое имя и узнал, что ее зовут Оксаной. Я спросил, нравится ли ей здесь, она сказала, что впервые в жизни пришла в ресторан, даже не предполагая, как здесь скучно. Она не выговаривала букву «р» и вместо «пьяная обжираловка» сказала, что здесь «пьяная обжигаловка». А раньше ей казалось, что ресторан это нечто веселое и радостное, как Новый год. Ей казалось, что здесь говорят об искусстве и читают стихи.
— А, собственно, чего вам скучать, вы же не одна? — спросил я.
— Ну да, пришел со мной, а танцует с другой, — поджала она губы.
— Ничего особенного, в ресторанах так принято. Вашего друга представили как знаменитого писателя, а вы-то его читали?
— Ну да, «Убойный отдел».
— «Мясной», — поправил я.
— Нет, я назвала его убойным. Из серии «В мире животных». Там же ничего человеческого, сплошные звери. Даже хуже.
— Я не понимаю вас, — сказал я. — В пух и прах разносите его творение и вместе с тем именно с ним пришли развлекаться?
— Да, я не всегда поступаю логично.
Танец кончился. Я препроводил Оксану на место и вернулся за свой стол. Тут же подошла Уля, ее бережно, под локоток сопровождал Неструев. Поблагодарив за танец, кивнул мне и вернулся к своей подруге.
— О чем-нибудь говорили? — спросил я.
— Да, он сказал, что я выгляжу лучше всех в этом зале.
— Преоригинальный комплимент, — вздохнул я и выпил водки. — А что еще?
— Сказал, что хотел бы чаще видеть меня.
— Как одну из героинь своего мясного романа?