Предел прочности
Шрифт:
— Он этого не говорил. Но, узнав, что тяжело повредилась моя тетя Геля, предложил помощь.
— В каком виде?
— Не знаю. Но сказал, что у него большие связи. В том числе в медицине.
— Врет, — сказал я. — Врет, врет и врет. Врачи — умные люди, они не связываются с такими долболомами.
— С кем?
— Есть такое словечко матерное, я его слегка изменил, так как в принципе мат не выношу.
— Я тоже. Хотя замена мата, наверное, тоже мат. Вот визитную карточку подарил, — протянула она. — Сказал, будет рад, если позвоню.
Я взял. Слева, в верхнем углу, — синяя чернильница
— Не проходец, а проходимец, — сказал я. — За державу обидно. Давайте выпьем?
— Нет, спасибо. И вам не следует, потому что вы меняетесь на глазах. Мне станет страшно, если вы опьянеете.
— Не волнуйтесь, у меня большой запас прочности, — сказал я и вернул ей визитку.
Пришла официантка, принесла рыбу в кляре. Золотисто-коричневая, с поджаристой корочкой, она аппетитно выглядела. Я принялся за еду. В бутылке еще оставалась водка, но я не стал наливать. Взглянул за столик, где сидели Неструев и Оксана. Неструев слушал, что она ему говорила, и смотрел на Улю. Он принципиально не замечал меня. Этот хам наводил мосты к моей девушке, очевидно думая, что его бесцеремонность легко сойдет ему с рук. Мелькнула мысль «загнуть ему сани» или, еще лучше, покинуть ресторан, чтобы не осложнять себе жизнь, но я тут же отогнал ее — сказалась козлиность, которая почти всегда является ко мне после выпивки.
— Одну минутку, — сказал я и, забрав из Улиной руки визитную карточку, встал и уронил ее на стол перед Неструевым.
— Не сорите в общественных местах, — сказал я с вызовом. — Сорите в своем мясном отделе.
— Что такое? — приподнялся он. — Что за тон?
— Иного тона вы не заслуживаете. И не распускайте павлиний хвост.
Подошла Уля, взяла меня за руку, отвела к нашему столу. Прибежал
администратор и сразу ко мне.
— Вам нехорошо? — спросил он. — Прошу успокоиться, у нас не принято громко разговаривать. Здесь место отдыха…
— Ладно, все понятно, — сказал я. — Спасибо за ваше участье, но это лишнее.
Администратор потоптался на месте, а затем, бросив кроткий взгляд на Неструева, медленно отошел и остановился недалеко от нас — на случай нового конфликта. В это время заиграл оркестр, и я пригласил Улю на танец. Она с готовностью пошла, ей все равно, что делать, только бы я успокоился и не затевал скандала.
— Мы с вами говорили о музыке, — напомнил я. — А каково состояние нашей нынешней эстрады? Вы могли бы сказать?
— Самое необъяснимое, — сказала Уля. — В ней почти то же, что сегодня с вами. Скажите честно, вы пришли сюда ссориться?
— Что вы, Уля! — смутился я. — Просто не люблю, когда мухи садятся на мою тарелку. Но если вам кажется, что я делаю что-то не так, я готов исправиться и стать прежним.
— Да, пожалуйста, — кивнула она, не взглянув на меня.
Танец кончился. Мы вернулись к столу. Несколько минут, пока оркестр отдыхал, сидели молча. Но я понимал, что прежнее чувство привязанности к новому человеку покидает меня, что милая девушка Уля словно бы отходит на второй план, уступая место другой, по имени Оксана. Она сидела за столом, охраняемая автором «Мясного
Я старался не смотреть на нее, потому что рядом сидела Уля, такая внимательная и серьезная — и уже немало настороженная, готовая обидеться и даже рассердиться. Я позвал ее сюда для радости, а радости не получалось.
«Глупо выходит, — с сожалением думал я. — Сейчас я не тот, что был при знакомстве, сейчас она бы не согласилась пойти со мной. Меня изменили водка и этот, из „Мясного отдела“…»
Когда заиграл оркестр, Уля спросила:
— Вы готовы еще танцевать?
— Да, хочу пригласить подругу моего идейного врага.
— Не нужно, оставьте их, пока не случилось неприятностей.
О, как права юная Уля! И ведь понимал же я, что права, но меня несло. Я шел на обострение, уверенный в своей правоте, в том, что всегда и везде нужно отстаивать правду и собственное достоинство.
Я показал Оксане, что собираюсь пригласить ее на танец, и она кивнула. Ее кавалер даже не взглянул на меня. Тем хуже для него. Пускай жует от злости губы и поглощает столь привычное для него мясо. Мы вышли на середину зала и, зажатые веселой толпой, стали медленно двигаться в такт музыке.
— Вы правильно сделали, что вернули ему визитку, — сказала Оксана. — Он их раздает налево и направо. Он сегодня только при мне штук десять раздал.
— Он вручил и моей спутнице, — сказал я.
— Да, она ему понравилась. А меня вы пригласили, чтобы насолить ему?
— С какой стати? Просто пригласил, без всякой причины.
— Тем лучше, тем лучше, — сказала она, очевидно не особенно прислушиваясь к моим словам.
Я увидел, что Неструев поднялся и стал приглашать на танец Улю. Но она повертела головой — отказывает. Неструев растерян, однако делать нечего, надо возвращаться. Молодчина Уля! Пока я добиваюсь чего-то невнятного и мне самому противного, она сохраняет главное — остается самой собой.
— И давно вы знакомы со столь популярным автором? — спросил я.
— С прошлой недели. Он выступал у нас в университете. Рассказывал, как создавал свой роман. Нас было человек двадцать, а книгу прочитала одна я. И задала ему два вопроса. Он был так рад, стал отвечать. А после вручил мне визитную карточку и попросил, чтобы я позвонила. И вот…
— Не жалеете?
— Да так, еще не разобралась. Но следующий раз откажусь.
Танец кончился. Я повел Оксану к столику и вдруг увидел, что Ули нет. Оглянулся — может быть, она тоже танцевала? Нет, не видно. Пошла в туалет?
Сел к столу, выпил рюмку и, пожевав хлеба, стал смотреть на входную дверь: где там Уля? Прошло минут пятнадцать, а ее все не было. Казалось, она вот-вот придет, пока не дошло до меня, что Уля не вернется. Я стал ждать официантку, чтобы расплатиться за свой заказ. В бутылке еще оставалась водка, и на столе покоилась початая бутылка шампанского, но я не прикоснулся к ним — хватит. Где там официантка Люда… нет, Лида? Душно, и бьется пульс в висках — дает себя знать перебор.
Неструев переместился со стулом вправо, так что я не вижу Оксану — хитер мясник, умело разлучает нас… Вот официантка, сейчас она меня отпустит.