Шрифт:
Роберт Шекли
Предел желаний
В Нью-Йорке дверной звонок раздается как раз в тот момент, когда вы удобно устроились на диване, решив насладиться давно заслуженным отдыхом. Настоящая сильная личность, человек мужественный и уверенный в себе, скажет: "Ну их всех к черту, мой дом - моя крепость, а телеграмму можно подсунуть под дверь". Но если вы похожи характером на Эдельштейна, то подумаете, что, видно, блондинка из корпуса 12С пришла одолжить баночку селитры. Или вдруг нагрянул какой-то сумасшедший кинорежиссер, желающий поставить фильм
Однако на этот раз Эдельштейн твердо решил не реагировать на звонок. Лежа на диване с закрытыми глазами, он громко сказал:
– Я никого не жду.
– Да, знаю, - отозвался голос по ту сторону двери.
– Мне не нужны энциклопедии, щетки и поваренные книги, сухо сообщил Эдельштейн.
– Что бы вы мне не предложили, у меня это уже есть.
– Послушайте, - ответил голос.
– Я ничего не продаю. Я хочу вам кое-что дать.
Эдельштейн улыбнулся тонкой печальной улыбкой жителя Нью-Йорка, которому известно: если вам преподносят в дар пакет, не помеченный "Двадцать долларов", то надеются получить деньги каким-то другим способом.
– Принимать что-либо бесплатно, - сказал Эдельштейн, - я тем более не могу себе поззволить.
– Но это действительно бесплатно, - подчеркнул голос за дверью.
– Это ровно ничего не будет вам стоить ни сейчас, ни после.
– Не интересует!
– заявил Эдельштейн, восхищаясь твердостью своего характера.
Голос не отозвался.
Эдельштейн произнес:
– Если вы еще здесь, то, пожалуйста, уходите.
– Дорогой мистер Эдельштейн, - мягко проговорили за дверью, - цинизм - лишь форма наивности. Мудрость есть проницательность.
– Он меня еще учит, - обратился Эдельштейн к стене.
– Ну, хорошо, забудьте все, оставайтесь при своем цинизме и национальных предрассудках, зачем мне это, в конце концов?
– Минуточку, - всполошился Эдельштейн.
– Какие предрассудки? Насколько я понимаю, вы - просто голос с другой стороны двери. Вы можете оказаться католиком, или адвентистом седьмого дня, или даже евреем.
– Не имеет значения. Мне часто приходилось сталкиваться с подобным. До свиданья, мистер Эдельштейн.
– Подождите, - буркнул Эдельштейн.
Он ругал себя последними словами. Как часто он попадал в ловушки, оканчивающиеся, например, покупкой за 10 долларов иллюстрированного двухтомника "Сексуальная история человечества", который, как заметил его друг Манович, можно приобрести в любой лавке за 2.98!
Но голос уйдет, думая: "Эти евреи считают себя лучше других!.." Затем поделится своими впечатлениями с другими при очередной встрече "Лосей" или "Рыцарей Колумба", и на черной совести евреев появится новое пятно.
– У меня слабый характер, - печально прошептал Эдельштейн. А вслух сказал:
– Ну, хорошо, входите! Но предупреждаю с самого начала: ничего покупать не собираюсь.
Он заставил себя подняться, но замер, потому что голос ответил: "Благодарю вас", и вслед за этим возник мужчина, прошедший через закрытую, запертую на два замка дверь.
– Пожалуйста, секундочку, задержитесь на одну секундочку, - взмолился Эдельштейн. Он обратил внимание, что слишком сильно сжал руки и что сердце его бьется необычайно быстро.
Посетитель застыл на месте, а Эдельштейн вновь начал думать.
– Простите, у меня только что была галлюцинация.
– Желаете, чтобы я еще раз вам это продемонстрировал? осведомился гость.
– О Боже, конечно нет! Итак, вы прошли сквозь дверь! О Боже, Боже, кажется я попал в переплет!
Эдельштейн тяжело опустился на диван. Гость сел на стул.
– Что происходит?
– прошептал Эдельштейн.
– Я пользуюсь подобным приемом, чтобы сэкономить время, объяснил гость.
– Кроме того, это обычно убеждает недоверчевых. Мое имя Чарлз Ситвел. Я полевой агент Дьявола... Не волнуйтесь, мне не нужна ваша душа.
– Как я могу вам поверить?
– спросил Эдельштейн.
– На слово, - ответил Ситвел.
– Последние пятьдесят лет идет небывалый приток американцев, нигерийцев, арабов и израильтян. Так же мы впустили больше, чем обычно, китайцев, а совсем недавно начали крупные операции на южноамериканском рынке. Честно говоря, мистер Эдельштейн, мы перегружены душами. Боюсь, что в ближайшее время придется объявить амнистию по мелким грехам.
– Так вы явились не за мной?
– О Дьявол, нет! Я же вам говорю: все круги ада переполнены!
– Тогда зачем вы здесь?
Ситвел порывисто подался вперед.
– Мистер Эдельштейн, вы должны понять, что ад в некотором роде похож на "Юнайтед стэйтс стил". У нас гигантский размах и мы более или менее монополия. И, как всякая действительно большая корпорация, мы печемся об общественном благе и хотим, чтобы о нас хорошо думали.
– Разумно, - заметил Эдельштейн.
– Однако нам заказано устраивать, подобно Форду, фирменные школы и мастерские - неправильно поймут. По той же причине мы не можем возводить города будущего или бороться с загрязнением окружающей среды. Мы даже не можем помочь какой-нибудь захолустной стране без того, чтобы кто-то не поинтересовался нашими мотивами.
– Я понимаю ваши трудности, - признал Эдельштейн.
– И все же мы хотим что-то сделать. Поэтому время от времени, но особенно сейчас, когда дела идут так хорошо, мы раздаем небольшие премии избранному числу потенциальных клиентов.
– Клиент? Я?
– Никто не назовет вас грешником, - успокоил Ситвел.
– Я сказал "потенциальных" - это означает всех.
– А... Что за премии?
– Три желания, - произнес Ситвел живо.
– Это традиционная форма.
– Давайте разберемся, все ли я понимаю, - попросил Эдельштейн.
– Вы исполните три любых моих желания? Без вознаграждения? Без всяких "если" и "но"?