Предисловие к 'Правилам'
Шрифт:
– Я показала им то, что принесла.
Скрюченным пальцем Мариска приоткрыла котомку. Некоторое время она молча рассматривала содержимое, а потом, словно змея, скользнула к Эбби.
– Значит, тебе только предстоит показать это волшебнику Зорандеру?
– Да. Он даст мне аудиенцию. Я уверена. Завтра он меня примет.
Мариска достала из-за широкого кушака кинжал и медленно провела им перед лицом Эбби.
– Нам начинает надоедать дожидаться тебя.
Эбби провела языком по губам.
– Но я...
–
– Старуха схватила Эбби за волосы и оттянула ей голову назад.
– Если ты притащишь его сразу следом за мной, то ее освободят.
Кивнуть Эбби не могла.
– Привезу. Клянусь. Я его уговорю. Он повязан долгом.
Мариска поднесла нож так близко к лицу Эбби, что острие коснулось ресниц. Эбби боялась моргнуть.
– Если опоздаешь, я выколю глазик малютке Яне. Один. А второй оставлю, чтобы она видела, как я вырежу сердце ее отцу, и знала, как это больно, потому что потом я сделаю с ней то же самое. Ты поняла, милочка?
Эбби сдавленно пробормотала, что поняла. Слезы душили ее.
– Хорошая девочка!
– Лицо Мариски было так близко, что Эбби чувствовала запах перца в ее дыхании.
– Если мы заподозрим какой-то подвох, они умрут.
– Никакого подвоха. Я поспешу. И привезу его.
Мариска поцеловала Эбби в лоб.
– Ты замечательная мать.
– Она выпустила волосы Эбби.
– Яна тебя любит. И плачет день и ночь напролет, скучая по тебе.
Когда дверь за Мариской закрылась, Эбби, дрожа, свернулась калачиком и заплакала, кусая кулак.
Они шли по широкому крепостному валу. Делора наклонилась к Эбби.
– У тебя неважный вид, Абигайль. Что-то случилось? Отбросив со лба челку, Эбби посмотрела вниз на город, который только-только начинал выплывать из предрассветной дымки, и молча вознесла молитву духу матери.
– Нет. Просто провела скверную ночь. Никак не могла уснуть.
Мать-Исповедница положила руку ей на плечо.
– Мы все понимаем. Во всяком случае, он согласился предоставить тебе аудиенцию. Держись. Он хороший человек. Правда хороший.
– Спасибо, - проговорила Эбби, стыдясь самой себя.
– Спасибо вам обеим за помощь.
На крепостном валу ждали люди - волшебники, колдуньи, офицеры и прочие. Когда три женщины проходили мимо, все сразу же замолкали и склонялись перед Матерью-Исповедницей в поклоне. Многих Эбби узнала. Она видела их вчера. Среди них был и волшебник Томас. Он выглядел встревоженным и, что-то бормоча себе под нос, нетерпеливо листал бумаги, испещренные магическими символами.
Пройдя вал до конца, они подошли к каменной круглой башенке. Покатая крыша низко нависала над дверью. Колдунья постучала и распахнула дверь, не дожидаясь ответа. Краем глаза она заметила, как Эбби изумленно подняла брови.
– Он редко слышит стук, - негромко пояснила колдунья. Комната была небольшой, но довольно уютной. Одно круглое окошко выходило на простиравшийся внизу город, а второе - на темные стены замка, зубцы которых уже окрасились в розовый цвет под первыми лучами зари. В красивом кованом канделябре горели свечи, заливая помещение мягким желтым светом.
Волшебник Зорандер стоял, опираясь руками на стол, целиком поглощенный изучением лежащей перед ним книги. Спутанные каштановые волосы падали ему на лицо. Женщины остановились.
– Волшебник Зорандер, мы привели Абигайль, дочь Хельзы, - объявила колдунья.
– Проклятие, женщина, - буркнул волшебник, не поднимая головы.
– Я слышал твой стук, как и всегда.
– Не смей на меня рычать, Зеддикус Зу'л Зорандер!
– цыкнула на него Делора.
Волшебник не обратил на ее выступление ни малейшего внимания. Потирая выбритый подбородок, он не отводил глаз от книги.
– Добро пожаловать, Абигайль.
Эбби открыла котомку, но тут же опомнилась и вежливо ответила:
– Спасибо, что согласились принять меня, волшебник Зорандер. Мне необходимо получить вашу помощь. Как я уже говорила, под угрозой жизнь невинных детей.
Волшебник Зорандер соизволил наконец поднять взгляд. Довольно долго он пристально смотрел на Эбби, потом выпрямился.
– И где грань?
Эбби поглядела сперва на колдунью, потом на Мать-Исповедницу. Обе женщины молчали.
– Прошу прощения, волшебник Зорандер? Грань?
Волшебник нахмурился.
– Ты говоришь, что юная жизнь ценнее. Так где та грань, мое дорогое дитя, после которой жизнь теряет ценность? Где она пролегает?
– Но ребенок...
Он предостерегающе поднял палец.
– И не надейся сыграть на моих чувствах, утверждая, что жизнь ребенка ценится выше из-за нежного возраста. С какого момента жизнь становится менее ценной? Где грань? В каком возрасте? Кто это определяет?
– Он помолчал. Жизнь любого человека бесценна. А смерть есть смерть, независимо от возраста. Не пытайся воздействовать на меня слезливыми лозунгами, как какой-нибудь болтун перед безмозглой толпой.
Эбби на мгновение потеряла дар речи. Волшебник тем временем повернулся к Матери-Исповеднице:
– Кстати о болтунах. Что там решил Совет?
Мать-Исповедница сложила ладони вместе и тяжело вздохнула.
– Я передала им твои слова. Коротко говоря, им наплевать. Они хотят, чтобы это было сделано.
Волшебник недовольно хмыкнул.
– Хотят, вот как?
– Ореховые глаза на мгновение вспыхнули.
– Похоже, Совету наплевать на жизнь детей, когда речь идет о д'харианских детях.
– Он потер уставшие глаза.
– Не могу сказать, что не понимаю, чем они руководствуются, или что я не согласен с ними. Но, добрые духи, ведь не им предстоит это делать! Это будет сделано моими руками.