Предназначение

Стеклянников Александр

– Но... как это возможно... в случае этой ограниченной материи?
– и Эли хлопнул себя по телу. Саах продолжал:

– Субстанция не есть то, как мы ее воспринимаем. Это нечто,.. эта материя есть нечто, о чем мы еще ничего не знаем, так как мы еще не жили за эти 3 миллиарда лет. В-общем, тело;.. это тело животного..; оно не будет больше одушевляемо, как тело животного. Оно будет само Господином, Властелином... Налей мне кофе...
– Саах замолчал надолго. Как будто ушел в камень. Вечная, прозрачная глыба покоя. Стал прохладным монолитом тишины; как будто навсегда. Сердце

Эли сжалось, он вдруг встал и подошел к окну:

– Меня пугает твой размах, Саах.

Саах засмеялся глухим, глубоким смехом. Эли почудилось, что смех этот шел из непостижимой глубины какого-то другого пространства за Саахом, откуда-то изнутри (!) вещей, и в то же время извне.., не из другого мира, нет,.. но и не из этого, это уж точно.

– Не тебя пугает, а маленького Эли, то, что ты называешь размахом. А ты сам спокоен, как лев. Но я тебя разочарую. "Это" слишком близко к земле, к простоте обычных вещей физического мира, чтобы быть страшным. Настолько близко, что этого никто не ощущает. Но дыра пробита, идет инвазия светом, и ты бессилен воспротивиться своей радости, даже если умрешь от так любимого тобой страха. Тебя осторожно и настойчиво за шиворот возвратят обратно; и будут возвращать, пока тот, кого возвращают, не выучит урок и не исчезнет, как отдельный предмет мира, родившись как нерождаемый хозяин материального алмаза духа, плотного, пластичного, вездесущего, вневремен-... О, хватит слов, я хочу еще кофе, Эли. Угости меня, будь добр. И прибавь громкость, эта песня изумительна, тут он взял. Взял. Да...

Они слушали музыку. Светало. Износа больше не было. Нечто пылало, и когда оно было, то становилось Саахом Всего. Он шел по полю. Ветер развевал волосы, схваченные пеньковой тесьмой. Никакие волосы, никакой Он в никаком мире.

x x x

Саах поднялся по лестнице под самую крышу, толкнул дверь, ввалился в свою каморку.

– Саах, - Лира вскочила, маленькая и бойкая, сверкая янтарными глазами:

– Вот, это Эли, она...
– Лира заговорила тихо, - ей нужна помощь. Страждущая душа...
– и громче, - Эли, это Саах...

Темный глубокий взгляд серо-голубых глаз скользнул по Сааху, задержался на его переносице, степенно-оценивающе окутал прозрачной тишиной и неспеша углубился в его существо. Саах ждал. Он не мог встречать Эли раньше; он бы это запомнил - такие люди величайшая редкость. Но что-то знакомое излучала эта незнакомка. Сродство? Скорее, притяжение силы... О чем было с ней говорить?.. И такие глаза!.. Тут слова были пылью. Молча, втроем, они сидели на ковре и пили чай с пышками: маленькая Лира, большой Саах и что-то спокойно-огромное по имени Эли. "Ничего необычного". Так сказал бы любой. Но это была не Эли, Саах это видел. Встречаются люди с темной, прозрачной бездной в глазах, но тут было что-то еще, вне его компетенции; он растерялся.

Наступил вечер, сулящий прогулки под звездным небом, в тишине поля, в вибрирующей чистоте. Эли согласилась.

– Ну, вы идите, а я домой.
– Лира быстро оделась и убежала.

Они шли молча, приминая вянущие осенние травы, не оставляя следов. "Что ты можешь, Саах. Свет твой - враг твой, когда ты в нем один." - сааховы мысли

текли привычной колеей. Он шел в ногу с медленно плывущей в тишине Эли, которой не было.

– ... ты попробуй обратиться вверх, свет примет тебя.
– Саах все пытался что-то изменить.

– Кто, "ты"? Кого "тебя"? Пустота; о, снова "это". Лжешь. Я тоже лгу; надеваю маски, потому что без них я причиняю людям боль. Но маска, это ложь. Может быть, так. Он снова выходит, но что он может!.. Говорит. А потом серое... Вид нескончаемой массы серости...

– Кто "он"?

– Ум...

Саах был маленьким наблюдателем тайного процесса, происходящего за кулисами человеческой личности Эли; скорее, даже, крохотной части процесса. Он ничего не понимал, совсем ничего.

– Кто из вас, ты или Лира, решил сделать из меня Спасителя?
– Саах бросил это энергично, ударился о ничто, отлетел, задумался.

– ... Спасителя... Кто... Сделать... Да. Конечно, это было глупо.

– Что?

– Делать из тебя спасителя. Разве их делают? Конвейер...
– медленно шевелилось ничто, до жути восторженно.

– Нельзя. Это слабость! Нельзя быть такой слабой.
– Саах откровенно лгал, пытаясь изменить "не то" "не тем".

– Нельзя... Слабость и сила... Опять лжешь. Глупо... Это состояние, я в нем растворена. Опять, как будто обволакивает. И вид печальной тишины тревожит сердце...
– Она заплакала. Саах семенил рядом и молчал. Она была больше его, гораздо больше.

– Почему ты решила, что тебе нужна помощь? Ты сама кому угодно поможешь, - Саах остановился, рассыпал слова по ветру, - многие стремятся к такому состоянию, как у тебя...

Она фыркнула искрометно, мощно развернулась, широко пошла, Саах поспешил следом.

– Да, я сразу поняла, когда увидела тебя, что ты не сильный человек, что ты не сможешь помочь мне.

Саах взвился на дыбы, она смотрела мимо искристым взглядом, вездесущая, большая.

– Ты так разбираешься в людях? Ха! Тоже мне! Ты хоть знаешь, что такое сила? А, Эли?

Она молча смотрела вдаль, туда, где не задают вопросов, оставив маленького Сааха с его вопросительными знаками, границами, эгоизмом и тишиной в одном из вселенских мирков, пусть даже очень большом и красивом.

– Эли, а может быть тебе нужен не сильный, а светлый человек? Силы в тебе самой достаточно.

– Да.., светлый...
– она возвращалась, вынужденная что-то отвечать; ее невозможно было обидеть, задеть, опровергнуть. Ее не было.

– В тебе, Эли... ощущение: темная прозрачная бездна. Такое бывает, когда ум безмолвствует, но существо не обращено к свету...

Они плыли в этой темной протяженности, в которой, как в вате, вязли мысли и чувства. Хотя поле, оно было вот, здесь, живое, сознательное; даже, как никогда ранее, сознательное и доброе... Тянулся процесс бесконечной темной пустоты.

– Да, я человек-волк. Мне часто снится, как я душу собак. Это значит, душить друзей. Я говорю, что я такая, но... Пиши прогнозы, парень. Они все здесь, в этом городе, пишут письма гусиными перьями о невозможности творить. О, снова "это". Обволакивает; пусто и темно...