Предназначено судьбой
Шрифт:
Вид у Гэллоуэя был совсем убитый.
— Только не ко мне домой, — отрезал граф. — Ты больше не переступишь порог моего дома.
— О Господи, — вздохнул Уилл. — Ну, тогда у меня.
Дункан решительно помотал головой.
Джиллиан страдальчески закатила глаза. Дункан вел себя просто как ребенок.
— Встретимся через полчаса в «Трех петухах», — объявила она и подала знак конюху, чтобы подводил лошадей. — Я думаю, всем нам не помешает немного выпить.
Уилл немедленно ускакал, а Джиллиан
— Немедленно отправляйся домой, — сердито настаивал граф.
Вместо ответа Джиллиан подняла капюшон. Дождь не унимался, ветер становился все злее. Джиллиан не привыкла ездить верхом в такую погоду. Дорога стала скользкой, лошади месили копытами ледяное крошево.
— Никуда я не поеду.
— Ты моя жена и должна подчиняться моей воле.
Джиллиан упрямо выпятила подбородок.
— И что же ты со мной сделаешь? Сбросишь меня с лошади в грязь? Или перекинешь через круп своего коня? — Она натянула поводья, объезжая огромную лужу. — Советую влепить мне пару затрещин. Может быть, это подействует.
— Я никогда не буду тебя бить, — прорычал Дункан, глядя прямо перед собой. — Но временами ты испытываешь мое терпение.
— Уилл — твой лучший друг. Насколько мне известно, единственный друг.
— Он донес на меня Алджернону. Любимый кузен давно у меня на подозрении. Конечно, я не думал, что Алджернон до такой степени глуп. Однако факты есть факты. А тут еще выясняется, что мой дружок с ним заодно.
— Это еще не доказано.
— Подлый ловкач Алджернон! — Дункан сжал пальцы так, словно душил кого-то. — Я убью его. Клянусь всем святым, я сделаю это! А заодно прикончу и Гэллоуэя.
— Ты сначала выслушай Уилла, а уже потом принимай решение. Этот человек всегда был с тобой честен, ты мне сам это говорил.
— Он был со мной честен? — Дункан презрительно фыркнул. — Я подозреваю, что они с Алджерноном давно уже сговорились. Если я исчезну, Алджернон получает титул, поместья, деньги здесь, в Англии. А Гэллоуэю достанутся мои владения в Мэриленде. — Он рассек кулаком воздух. — Я знал, знал, что ему нельзя доверять. Пусть будут прокляты они оба! Зачем я так долго носился с Алджерноном? К чему были все эти игры в справедливость?
Джиллиан понимала, что сейчас ей лучше помалкивать. Всю дорогу до таверны Дункан изрыгал проклятия.
Хозяин сразу проводил их наверх, на второй этаж, где всего несколько дней назад они так весело пировали с Гэллоуэем. Уилл уже сидел за столом с бокалом в руке.
Джиллиан сняла перчатки, скинула мокрый плащ и подсела к очагу. Дункан же остался у двери, словно не был настроен на долгий разговор.
— Ну так что, Гэллоуэй? — рявкнул он.
Уилл разглядывал бокал с бренди.
— Я сделал это не нарочно. До сих пор я старался не обсуждать
— Вы тайно сговорились за моей спиной!
— Нет. — Уилл покачал головой. — Конечно, я могу говорить только за себя, но, клянусь могилой моего отца, я не замышлял против тебя дурного.
— Чем же вы тогда занимались, а? Ну-ка, ответь. Джиллиан смотрела то на одного, то на другого, и сердце у нее разрывалось.
— Я? — Уилл заколебался. — Мой единственный грех, дружище, — сластолюбие. — На глазах у него выступили слезы. — Прошу прощения, миледи, что вынужден говорить такие вещи.
Джиллиан улыбнулась. Она очень хотела утешить Уилла, но боялась, что Дункан расценит такое поведение как предательство.
— Сластолюбие? — скривился Дункан. — Что ты такое несешь? Говори попросту. У меня нет времени.
Уилл тяжело вздохнул, потом тоскливо посмотрел Дункану в глаза.
— Понимаешь, я не сговаривался с твоим кузеном… Я просто спал с ним.
У Джиллиан отвисла челюсть. Кто, Уилл? Занимался мужеложством? Конечно, она слышала, что мужчины предаются подобному пороку, но всегда полагала, что этим занимаются только извращенцы и законченные негодяи. Уилл, по ее разумению, ни к тем, ни к другим не относился.
Она прикрыла рот ладонью, и слезы хлынули у нее из глаз.
Дункан тоже на миг утратил дар речи.
— Врешь, Уилл, — наконец прошептал он. — Я же видел, как ты развлекаешься с бабами, шлюхами.
— С бабами, с мужчинами — мне все равно. — Уилл встал и шагнул к другу. — Я не замышлял против тебя зла. Я всегда дорожил твоим мнением. Поэтому и скрывал от тебя свои… пристрастия.
Дункан покачал головой:
— Ты не стал бы делать это с Алджерноном.
— Да, мне нет прощения, но ты должен мне верить: я не имею никакого отношения к покушению. Конечно, мне следовало быть осторожней. Ведь Алджернон давно твердил, что с ним обошлись несправедливо.
— Ты много раз говорил, что терпеть его не можешь. В его обществе ты отворачивался и отказывался с ним разговаривать.
— Я не могу этого объяснить. — Уилл развел руками. — Этот субъект мне и в самом деле не нравится. Но плотские отношения — это совсем другое. А больше между нами ничего не было. Верь мне.
Дункан вытер губы тыльной стороной ладони, словно хотел избавиться от дурного привкуса во рту.
— Как же я могу тебе верить после этого?
Уилл отвернулся.
— Мне трудно тебя понять. Ты же говорил мне, что дикари научили тебя терпимости?
— Я не об этом, и ты отлично меня понимаешь! — рявкнул Дункан. — Мне плевать на твои привычки! Хотя, конечно, ты мог бы мне об этом рассказать. Я бы не стал от этого хуже к тебе относиться. Мне подобные забавы не по нраву, но это не мое дело!