Предновогодние хлопоты IV
Шрифт:
– Это мать мамы Наташи?
Мальчик кивнул головой. Денисов, помолчав, продолжил «допрос».
– Судя по записям в твоём дневнике, учишься ты неплохо. Мы с тобой соседи, живём в одном районе, школа твоя в Весёлом посёлке, это совсем рядом. Домашнего адреса в дневнике не оказалось, а телефон ваш почему-то молчит. Поменялся номер?
– Отключили. Папа не заплатил вовремя
– А адрес ты свой знаешь?
– Мы рядом с больницей живём.
– И улица ваша называется Коллонтай или Солидарности?
– Коллонтай, – выдавил
– Ну, хорошо. Ты сможешь показать дом, в котором живёшь?
Мальчик кивнул головой.
– Это мы выяснили. А теперь, дружочек, расскажи мне, как получилось, что ты ночью оказался один на остановке?
Мальчик отвернулся к окну, опустив голову, тихо сказал:
–Танька мне свой «Тетрис» дала поиграть. У нас все дети игрушки в школу приносят. Я играл на перемене, а какой-то большой пацан отнял его у меня и убежал.
– А что это такое «Тетрис»?
– Это игрушка такая с кнопками. Можно в «Тетрис» играть, строить домики, или в танки воевать.
– Понятно. И что же было дальше?
Егор тяжело вздохнул. Посмотрел на него своими синими глазищами.
– А мы скоро домой поедем?
Думая: «Глаза как два озерка», Денисов ответил:
– Нужно ехать, Егор. Ты представляешь, как все волнуются из-за того, что ты пропал? Мама Наташа и папа днём дома?
–Только в магазин иногда ходят, а бабушка всегда дома, она никуда не выходит зимой.
– Хорошо. Так ты мне не досказал про этот… «Тетрис». Что ж дальше-то было?
– Я погнался за пацаном, а меня училка остановила, отругала за то, что бегаю. Танька мне «Тетрис» дала только до третьего урока. Я собрал ранец, оделся и ушёл, сказал, что у меня голова сильно болит. Домой не пошёл, гулял, по магазинам ходил. Потом к Никите пошёл. Он мой друг, у него папы нет, а мама на работе. Она очень поздно приходит, а он дома один. Мы телевизор смотрели, играли… с горки потом с Никитой покатались, с пацанами подрались ещё, потом мама Никиты пришла и меня прогнала. Опять по магазинам ходил, на трамвае ездил…
Мальчик замолчал.
– И, никто тебя ни о чём не спрашивал? – Денисов прикинул, что малыша не было дома не менее восьми-десяти часов.
– Тётя кондуктор спросила, я сказал, что домой еду от бабушки.
Денисов пододвинул мальчику вазочку с конфетами.
– Угощайся. И что же дальше?
Егор взял конфету, развернул её, откусил кусочек, разгладил обёртку на столе и стал с интересом её разглядывать. Прожёвывая конфету, не сводя глаз с обёртки, он говорил:
– Я поехал к своей бабушке на трамвае, а потом испугался и назад поехал, а в трамвай на повороте крутой джип вляпался, все вышли из трамвая и пешком пошли, и я пошёл. А потом испугался, что так долго дома не был… и устал ещё…
Мальчик замолчал. Он разгладил обёртку от конфеты, разгладил, свернул вдвое, после в четверть и ещё раз разгладил. Денисов улыбнулся: точно так делал его Егор в детстве. Немного выждав, он спросил:
– И почему же ты не пошёл домой? Ведь холодно, ты проголодался, небось. И понимал, наверное, что твои близкие волнуются. Этот «Тетрис» дорогой что ли? Тебя бы ругали за его утерю?
– Дорогой, – горько вздохнул мальчик. – Он больше чем сто рублей стоит.
– Действительно дорогой, – вздохнул Денисов, – ну, поругали бы и успокоились. На самом деле, это не очень дорогая вещь, Егор. Стоило ли из-за этого не идти домой?
Малыш поднял на него глаза и заговорил быстро, громко с нотками обиды в голосе:
– Ага, Танька-то… она любимица мамы Наташи. Она ей всегда на меня жалуется. Ей даже уборкой комнаты можно не заниматься. Она сильно болела, в больнице лежала, её жалеют. Вредная… за всеми следит и ябедничает маме Наташе. А мама Наташа папе говорит, а он… он меня может ремнём наказать. За «Тетрис» он меня точно прибьёт, наверное.
Это «прибьёт» мальчика болезненно резануло слух. Ещё ночью они с Марией обратили внимание на видимо давнишние со слабой прозеленью следы на ягодицах мальчика и спине, когда растирали его водкой. Капельки пота выступили на лбу мальчика.
– Ремнём? – спросил Денисов.
–Угу. А можно воды?
Денисов налил ему воды из графина. Мальчик, подрагивая, выпил весь стакан.
– Нам пора ехать. Отец, наверное, извёлся от того, что тебя столько времени не было дома, – устало произнёс Денисов.
– А когда папа меня бьёт, то собачка маленькая на него лает, а один раз укусила его за палец, – рассмеялся мальчик.
– Хорошая у тебя защитница. И часто папа тебя бьёт? – спросил Денисов, думая: «Как рука поднимается на такого тщедушного воробушка?».
– Не часто. Когда мама Наташа ему приказывает. А так он меня не бьёт.
– А мама… мама Наташа тебя не бьёт?
– Нет, она не бьёт. Только ругается и кричит все время, и на девчонок тоже, на меня ещё сильнее, а если я на кухню захожу, когда она курит, всегда кричит «Пшёл вон, хамса балтийская». И спать меня в девять кладут, а девчонки, когда хотят спать ложатся и телек смотрят и видео, и в «Денди» играют даже ночью. А на каникулах меня в лагерь отправляют на всё лето, а зимой в детский санаторий в Репино. Девчонкам везёт – они дома остаются. А моя мама умерла в больнице. Давно уже.
– Вот как? – сердце Денисова сжалось, – значит, мама Наташа твоя мачеха. А у вас большая квартира?
– Это не наша квартира. Мы её снимаем.
– Так вы приезжие, Егорка?
– Нет, у бабушки моей «двушка». Там всем жить невозможно. У папы квартиры нет. А у мамы Наташи «трёшка» прямо у вокзала, на Полтавской. Мама Наташа её сдаёт. Ну, а эту «трёшку» мы снимаем и у нас ещё деньги остаются.
– Ясно. Возьми яблоко, Егор, – Денисов с нежностью посмотрел на этого человечка, жизнь которого начинается с того, что ему приходится приспосабливаться и осваиваться в такой непростой для него обстановке.