Предновогодние хлопоты IV
Шрифт:
Василий стал устраивать свою жизнь по своему разумению, впрочем, вариантов было немного. Тяги к серьёзной учёбе он не испытывал. Полёт мысли не поднимался выше планов о приличной зарплате, халтурных приработков, и стандартных развлечений с девицами и выпивкой. Была учёба в автошколе, работа автослесарем, армия, затем работа водителем, неплохие заработки, женитьба.
Жизнь с первой женой у него складывалась хорошо. Это была чистоплотная, работящая и спокойная девушка, работавшая почтальоном. У неё была комната на Якубовича рядом с Почтамтом, Василий поселился у неё. Доброта и сердечность Любы были хорошо видны людям, никто никогда не видел её хмурой. Когда она говорила с людьми, лицо освещалось милой улыбкой, её любили сотрудники почты и соседи. Ласковое Любаша надёжно
Люба родила Алёшеньку. Первенца она боготворила, все силы отдавала ребёнку, а у Василия наступили некомфортные дни. Особой нежности к своему дитяти он не испытывал, хотя попервах пытался помогать жене. Выспаться теперь не удавалось, в тесной комнате негде было спрятаться от плача ребёнка, новый человечек стал хозяином жизни, его центром.
Как не каждый человек может петь, так и не каждый может любить, хотя петь, ещё худо-бедно можно научить. Научить любви обделённых этим, ни с чем не сравнимым богатством невозможно и таких людей немало. Запрятано это богатство где-то глубоко внутри них и дремлет, придавленное тяжёлым спудом скучной жизни с набором однообразных привычек. Разбудить это чувство сложно. Скорби и тяготы не умудряют такого человека, не освобождают из-под спуда спящее чудо, а только озлобляют. Такой человек может дожить до глубокой старости, так и не узнав, что такое всепобеждающая сила любви. Любовь – талант, награждающий человека счастьем, но много ли поистине счастливых людей?
Василий был из числа «обделённых». Этого ему не могла дать семья, в которой не было любви, привить полезный черенок на деревце-дичке родителям не приходило в голову; в среде же его жизневращения, к несчастью, не оказалось добрых учителей, не встретились ему и люди, которые могли бы изменить его мировоззрение, да и он сам чурался «умных».
Любил ли он Любашу? Он не смог бы дать себе ответ на этот вопрос, да и вопроса такого он себе не задал. За время, прожитое с ней, слово «люблю» не было произнесено им ни разу. Этот брак был ошибкой, – ошибкой Любы. Она была старше Василия, претендентов на руку провинциальной «бесприданницы» долго не находились, время убегало, а она очень хотела детей. Сходясь с Василием она наивно исходила из житейской издевательской «мудрости-тупости» – «стерпится-слюбится». Вытерпеть человек много чего может, любить иного и плёткой не заставишь.
Простая девушка из северной глубинки, как могла, тянулась к свету, выписывала журналы, брала в библиотеке книги. Василий книг не любил и не читал, в школе дотянул только до восьмилетки. Отношение в его семье к книгам было утилитаристским: дома книг не было, а в дачном туалете-скворечнике у них висела «долгоиграющая туалетная бумага» – толстенный том книги Александра Дюма «Двадцать лет спустя», умыкнутый из библиотеки. И в этом совсем не были виноваты дефицит туалетной бумаги в СССР или скромное финансовое положение в семье. Это было гнусное жлобство и беспардонное невежество. Зимой книгу «почитывали» мыши, кляня, наверное, хозяев за вырванные листы.
Люба пыталась тянуть мужа в музеи, украшала их скромное жильё репродукциями из журналов, к которым сама делала рамки, тщетно пыталась увлечь Василия посещениями концертов и театров. Василию по душе был друг-телевизор, диван, иногда он ходил на футбольные матчи.
На четвёртый Алёшин день рождения Люба купила малышу дорогущую и дефицитную по тем временам железную дорогу немецкого производства. Они с сыном подолгу сидели на полу с занятной игрушкой с восторгом и умилением на лицах. Игрушка понравилась и Василию, таких игрушек у него никогда не было в детстве, но, узнав о цене игрушки, он грубо высказался, в том смысле, что для их бюджета это бесцельная и вредная трата. Люба простыми словами пыталась объяснить ему, что у детей должно быть счастливое детство – это будет согревать его душу потом, когда он станет взрослым, а сейчас нужно заложить фундамент, на котором будет вырастать его душа. Василий грубо и с оскорблениями стоял на своём. Это был тот момент истины, когда Любе нужно было подвести черту, сказать: «Беги, Люба, беги!», осознать, что её ждёт погружение в ад с чёрствым чужаком, с несродной душой, что не будет у её ребёнка отца, а у неё мужа, в высоком понимании этого слова; что её и Алёшины судьбы будут изломаны человеком, не понимающим простых, человеческих чувств и радостей, что единственный способ изменить ситуацию спасти себя и сына – это расстаться с ним.
Но вместо этого она горько расплакалась, продолжила говорить Василию о том, что детям нужно прививать любовь, тогда, возможно, они родителей на старости лет куска хлеба не лишат и похоронят по-человечески. Василий роптал, и никак не хотел соглашаться с женой. Он не мог вспомнить, чтобы его отец, когда-нибудь играл с ним маленьким. Вечно усталый, и частенько выпивший, вечно ссорящийся с матерью, иногда поколачивающий её, отец был безразличен к интересам сына, а Василий проводил всё свободное время среди дворовой шпаны, где получал довольно специфические понятия о жизни.
Когда Василий учился на слесаря по ремонту автомобилей и одновременно на водителя, он ещё больше отдалился от родителей. От одежды его теперь не выветривался запах бензина, руки никогда не отмывались добела, он уже попивал, курил, ругался скверно, нахватался от водителей всяких жаргонных словечек. Служил он в Казахстане, вначале водил грузовик, после «Волгу» командира части, который в нём души не чаял. Водителем он был классным, машину знал прекрасно, простоев никогда не случалось, ремонтировал её сам. И служилось ему вольготно: приходил в казарму только спать, его не беспокоили. Возить «хозяина» приходилось не только по делам, домой, но и на дачу, и на охоту, по магазинам. Жизнь полковника была у Василия на виду. «Хозяин» был беспринципным хапугой в погонах. К «народной» собственности относился, как к личной, тащил домой из части всё, что считал нужным, включая продукты, дачу ему строили на «халяву» солдаты, он толкал налево бензин и солярку, стройматериалы, списывал и продавал оборудование.
Василию деятельность полковника нравилась. У него складывалось устойчивое циничное мировоззрение, сводящееся к простой формуле: бери всё, что плохо лежит, так делают все, и чем выше ранг человека, тем больше он может хапнуть. Он стал почти членом семьи полковника, тот даже уговаривал его остаться на сверхсрочную, но он не согласился. Домой он вернулся с документами водителя первого класса и с чеком на тысячу триста рублей. В стройбате платили за работу и деньги эти были неплохие для того времени.
После службы пожил он дома недолго. Постаревшие родители совсем озверились. Ругались по пустякам, «доставали» его своей скупостью и бережливостью: не выключенная лампочка в туалете могла вызвать бурю эмоций и разговоры на целый день. Недели через две после возвращения домой, он устроился на автобазу водителем, стал шоферить, а вскоре встретил Любу.
– – —
Люба умерла во время вторых родов, Егорку спасли – мать не удалось. Роды были с кесаревым сечением, произошло заражение крови. Люба умерла 13 января 1989-го года, в эти дни проходила последняя в истории СССР перепись населения. Рождение Егора увеличило народонаселение страны на одну единицу, но итоги этой переписи в скором времени стремительно и трагически были перечёркнуты: страна кроваво рассыпалась, на её скукожившихся просторах воцарялся хаос, неся с собой смерть, разруху, нищету, кровь, страдания миллионов людей.
Перед родами Любаша стала в очередь на расширение жилплощади, и, наверное, её радужные планы обязаны были положительно разрешиться, как и другие разные планы миллионов обычных советских людей, если бы не предательство фарисеев, внедрившихся во власть, мизантропов с глобально гнилой системой взглядов на жизнь, пауков-кровососов, обращающих кровь своих жертв в сверкающее золото, от отцов своих впитавших матрицу «эта страна», составляющие вместе общность мерзавцев, сводящих цивилизацию в могилу, утилизаторов наследия отцов и дедов.