Предновогодние хлопоты IV
Шрифт:
– Машенька, я целую вас. До свидания, лапушка.
Денисов протянул трубку пассажиру.
– Спасибо большое.
– Не за что. Семья? – спросил пассажир, кладя трубку в карман.
Денисов кивнул головой.
– Не помешает музыка? Я кассету поставлю.
– Что вы! Я когда-то сам в группе играл на бас гитаре. Похвалюсь: были успехи и неплохие шансы пробиться. Мы даже один диск записали с положительными отзывами.
Денисов вставил в магнитофон сборник композиций латиноамериканца Карлоса Сантаны. Чарующий звук его гитары, тягучий и нежный с длинными на несколько тактов нотами, и с внезапными быстрыми и техничными, взрывными всплесками, поплыл по салону машины. Это была его знаменитая лирическая инструментальная композиция «Европа».
– «Европа», – разулыбался пассажир. – Карлуша очень красиво играет. Такой душевный музыкант!
– Да! – живо откликнулся Денисов. – И я его люблю слушать. Душевный – хорошо вы определили его стиль игры. И, что замечательно, он никогда не отрывается от своих родных латиноамериканских корней. Вот где очень удачный синтез
– Отношусь отрицательно, но курю много. Я у вас хотел спросить разрешения закурить.
Подруливая одной рукой, Денисов взял свою пачку сигарет, протянул её пассажиру.
– Угощайтесь русскими. Крепенькие, рабоче-крестьянские, без фильтра.
– Мне и не такое приходилось курить. И самокрутки с термоядерным табаком и сигары кубинские. Попробуйте моих, – он протянул Денисову пачку «Gauloises»
Денисов бросил взгляд на пачку, улыбнулся:
– Голуаз – мужские сигареты. Спасибо, я свои, не менее мужские.
Пассажир щёлкнул зажигалкой, дал ему прикурить, закурил сам и приоткрыл форточку.
Закончилась тема «Европа» и зазвучали начальные ноты органного вступления не менее знаменитой композиции Карлоса Сантаны «Black magic women». Меланхоличные повторяющиеся пассажи органа вот-вот должны были взорваться бешеной энергией солирующей гитары Карлоса. Денисов от приятного предчувствия и в ожидании этого соло молодо рассмеялся и повернулся к пассажиру.
– Соло гитары здесь замечательное!
– Да, да, гитарист экстра-класса, – пассажир улыбался. – Меня Душаном зовут, а вас?
– Игорем Николаевичем зовусь, – ответил Денисов, – осмелюсь предположить, что вы, Душан, славянин, скорей всего, с Балкан.
– В точку. Славянин из страны, стёртой с карты Мира демократическим ластиком. Из Югославии… бывшей. Мой родной город многострадальный Белград. Теперь, к сожалению, живу в Ливерпуле.
– Ба, в Ливерпуле!? Почему же к сожалению? Это же город битлов.
–Да, город битлов, музыка моей юности, но город не мой. Скучаю по родине, по друзьям. Занимаюсь скучным, не своим делом – поставками металла. Да и не по своему желанию я там оказался.
Душан замолчал. Заговорил через минуту, глядя отстранённо в боковое окно:
– М-да, Европа. Вы же знаете, конечно, что с нами стало и чем закончилось в эту Пасху. Такой исход событий можно было ожидать. Напряжение в этнических разногласиях в наших краях давно нарастало. То там, то здесь случались короткие замыкания, давно искрило. Но везде люди хотят жить, любить, рожать детей, строить дома, жениться, работать, они инстинктивно оттягивают приближающееся время окончательного раздора, замиряются, понимая, что раздор принесёт беды и горести. Но нетерпеливые, алчные, бездушные и лживые политики не желают ждать: войны – их способ добиться личных побед. А люди… разве они могут в полной мере представить себе чёрное «завтра», которое ему готовит в тиши уютных кабинетов кучка мерзавцев? «Завтра», в котором льётся кровь, где всё заражено предательством, злобой, жестокостью, бездушием, где миг решает судьбу, где к смерти привыкают, как к данности, где трупы, покрытые мухами, подолгу лежат не захороненные на земле. И когда это «завтра» вдруг приходит, человек не сразу понимает, как всё изменилось, что он вступает в жизнь среди смерти, думает – это нелепая ошибка, вот-вот все одумаются и всё изменится, мир вернётся на свои прежние места. Но если пожар тушить керосином, он быстро распространяется, а политики большие специалисты в этом деле. Ненависть – амальгама, быстро заполняющая пустоты, из которых уходят разум, терпение и любовь. Но рано или поздно за всё приходится заплатить по кровавым счетам. Знаете, номинально мы были социалистической страной, но с демократией и свободой со своим особым балканским колоритом. Мы, правда, в космос ракет не запускали, реки не перекрывали, БАМ не строили, но в магазинах и пресловутая туалетная бумага не исчезала, и джинсы в свободной продаже были, рок-музыку разрешали играть и слушать, эротические фильмы крутили в кинотеатрах, даже в Италию можно было съездить. Но это так – приятный бытовой фон. Но, как я говорил – искрило, проводка была старая, вековая. Однажды предохранители не сработали и всё загорелось. Закончилось похмельем и горькой тризной. Невесёлое время наступило, друг, время потерь, поражений и горьких размышлений. Нас скинули с орбиты, теперь мы несёмся без цели в никуда, – проговорил Душан и, вздохнув тяжко, торопливо закурил новую сигарету, рука его подрагивала.
Денисов бросил на него быстрый взгляд, отметив: «Отличная речь, хороший запас слов, всё связно и ритмично сказано».
На Володарском мосту движение застопорилось, плотный поток машин пополз. Двое немолодых калек в камуфляжной форме на костылях просили милостыню, лавируя между машинами. Активного участия в улучшении материального положения калек не наблюдалось.
Денисов кивнул головой в сторону этих несчастных, за перемещениями которых внимательно наблюдал и Душан:
– Вот вам пейзаж из жизни России на пороге двадцать первого века, достойный кисти художника реалиста. Наглядный пример, демонстрирующий наглые ужимки братца капитализма. В газетах спокойно пишут, что это так называемый цыганский бизнес. Бизнес! Быстро приживается у нас летучее выражение «ничего личного – только бизнес». Калек этих привозят утром на объект, вечером забирают. Награда за работу – стакан водки, подстилка на полу и скудный ужин.
Душан кивнул головой.
– У наших балканских цыган аналогичный бизнес существует в Европе. Они в итальянских городах любят работать. Но солдат-калек у них нет, слезу и деньги они вышибают из сентиментальных европейцев детьми калеками и гаданием. Да и кому нужны солдаты проигранных войн? Они ужасно портят вид улиц с дорогими магазинами, после войн их выбрасывают, как отработанные батарейки, как ненужный мусор, который мозолит глаза и портит воздух. Так всегда было. Я читал, о том, как после Первой Мировой войны по Германии приведениями бродили тысячи солдат потерявших зрение во время газовых атак, да и у вас в СССР после войны безногие солдаты, победившие фашистскую сволочь, нищенствовали, торговали папиросами, передвигаясь на самодельных тележках. После Афганистана и Чечни, думаю, тоже калек прибавилось. Таков итог всех войн. Довелось и мне в конце прогрессивного и гуманного двадцатого века, дорогой Игорь, на своей солдатской шкуре убедиться в этом. И я валялся в грязи и в снегу, стрелял и плакал, хоронил погибших товарищей и незнакомых мне людей; молился Святым Угодникам о спасении родины, жизни своей и моих близких. Повидал немало крови, не только солдатской, но и безвинных женщин и детей. Крепился, старался быть смелым и отважным солдатом, не давал себе расслабиться, а дома меня ждали сын, которого я воспитывал после смерти жены. Он мог остаться без отца, мои родители молились за сына-кормильца, сестра за брата. Я думал, что воюю за правое дело, так думали и мои друзья по оружию, но кто-то, где-то, решил, что пришло время втянуть людей в смертельные игры-стрелялки, перессорить народы, раздробить страну на мелкие куски, а после властвовать. И когда мы, упрямые славяне, надоели дяде Сэму, он приказал европейским крестоносцам, вернее крестопродавцам, лететь и наводить демократию в моей стране бомбами. Ракеты в таких случаях, по их разумению, самый полезный и действенный инструмент. Благородная миссия! Нам преподали урок изуверства, показали, что такое мощь современного оружия и наглость силы. При полном молчании цивилизованной Европы, в конце двадцатого века бомбили народ, который немало претерпел от агрессоров за свою многовековую историю, бомбили Белград, один из чудеснейших городов Европы. И это, Игорь, была большая прикидка, при наглом вранье миру о том, что только так можно умиротворить зарвавшихся варваров сербов. Теперь можно будет, когда захочется, по этому же сценарию расправиться с другими странами. Помяните моё слово: эта бомбардировка не последняя – после нас можно будет бомбить всех неугодных дяде Сэму…
– Я закурю? – повернулся Душан к Денисову.
– Ради Бога, – кивнул головой Денисов.
… у замечательного английского писателя Льюиса есть печальная баллада, о том, как Морж и Плотник выманивали из воды устриц, обещая им интереснейший рассказ о башмаках, кораблях, сургучных печатях, королях и капусте, – жадно затягиваясь табачным дымком, – продолжил Душан, закурив. – Устрицы развесили уши, выползли на берег и были съедены. Политики проверили, как среагирует на их изуверство и варварство мир под разговоры о демократии и порядке. Мир проглотил кровавую наживку, промолчал – устрицы были съедены. Какие-то сербы? У Европы были дела поважней – сезонные распродажи в супермаркетах! Гуманные европейские лётчики, поздравляли нас с Пасхой, скидывая по цветущему городу Белграду убийственные подарки, а после с чувством исполненного долга, отправлялись расслабиться в пабы и бары. Работа есть работа! Ну, а вы, братушки наши русские, не могли нам помочь, вас ещё раньше съели под те же байки о башмаках, кораблях, сургучных печатях, королях и капусте. Ваш вечно пьяный президент, улыбаясь, жал руки своему лучшему другу Биллу Клинтону, который, между прочим, и санкционировал эти бомбардировки. Я вас не осуждаю, не думайте. Мы братья и ими останемся. Со мной рядом воевали русские, которым ни Ельцин, ни Клинтон, ни политики были не указ, они пришли к нам по зову сердца. Я абсолютно уверен, что если когда-то опять заварится большая каша, а время подсказывает, что она непременно заварится, мы точно снова рядом будем, как в сорок пятом году, когда плечом к плечу дрались с фашистами. Поверьте, (Душан приложил руку к сердцу), я не националист, не расист, я – гуманитарий и музыкант, а музыканты, как никто аполитичны и свободны; музыка объединяет народы и страны, но я думаю, что Америка, этот самовлюблённый, неуживчивый, вооружённый до зубов заокеанский друг Европы всё больше и больше охватывает своими щупальцами весь мир, начинает довлеть над ним, диктовать свои условия. Безо всяких послаблений казнит и милует народы по своему усмотрению. Эти бомбардировки были прикидками к большой бойне. Трюк прошёл. Кто следующий: Корея, Иран, Ливия, Сирия? Или Россия, которая однажды взбунтуется против несправедливости и агрессии, как это не раз уже было в её истории, вспомнив свои доблестные победы? Врага демократии легко создать, легко записать народы со своими традиционными укладами в изгои. Сегодня говорят об исламском терроризме, бросают огромные силы на борьбу с эти злом. Как они разберутся с миллионами мусульман, которые уже поселились в их прекрасных городах – тоже будут бомбить? Мир впутывают в историю, которую пишут мизантропы.
Второй раз за эту неделю Денисов нарушил табу. Он почувствовал непреодолимую потребность выговориться. Искренность и открытость Душана вызывали симпатию к этому красивому молодому человеку, успевшему хлебнуть лиха в жизни. Между двумя незнакомыми людьми пробежала та самая искорка, которая заводит мотор открытости и доверительности. Человек обычно хранит свою печали и горькие истории в глубоких душевных тайниках, не всякому их поведает, но бывает, что они, как пар, в до краёв наполненном кипящем чайнике, приподнимают крышку и выплёскивают кипящую воду наболевшего.