Предостережение
Шрифт:
И еще. В приведенном письме к членам ЦК и Горбачеву я указывал на то, что межнациональные конфликты и центробежные силы в федерации срывают выполнение экономических программ, ведут страну к хозяйственной катастрофе. Главным я считал спасение СССР как целостного государства.
Но разве не об этом шла речь в докладе Горбачева на четвертом (1991г.) Съезде народных депутатов СССР?..
Да, вопрос о постоянном запаздывании Горбачева — непростой вопрос. Невозможно объяснить его тем, что Михаил Сергеевич не был, мол, по-настоящему информирован о событиях в стране. Нет, это не так, совсем не так.
Ход
Взвращаясь непосредственно к «тбилисскому делу», хочу напомнить, что до второго Съезда народных депутатов СССР в декабре 1989 года я наблюдал за ним как бы со стороны. В тот период меня особенно беспокоили тенденции политического развития Грузии. Националистическая волна, взметнувшая на своем гребне лидеров несанкционированного митинга у Дома правительства, начинала перерастать в политическое цунами. Используя ночную трагедию 9 апреля, антисоциалистические, антисоветские силы нагнетали обстановку, готовясь к будущим выборам и стремясь одержать на них победу. События, безусловно, разворачивались по сценарию, уже апробованному в Прибалтике, особенно в Литве.
Но за несколько дней до открытия второго Съезда Советов начали происходить странные вещи…
По Ленинградскому телевидению выступил председатель комиссии народных депутатов СССР по расследованию «тбилисского дела» Собчак. В большой передаче он изложил перед телезрителями некоторые данные о работе своей комиссии и показал отрывки фильма, снятого грузинским КГБ. Само по себе это выступление, конечно же, являлось серьезным нарушением депутатской этики. Однако еще более примечательным было то, что Собчак подменил объективный, обстоятельный анализ явно предвзятым нагнетанием страстей вокруг якобы применения военными отравляющих веществ и саперных лопаток, хотя ему уже было известно: по заключению экспертов гибель людей наступала в результате давки, а не колото-резаных ран и удушья.
Дело в том, что к тому времени я был уже знаком с заключением комиссии, возглавляемой Собчаком. Оно произвело на Меня впечатление обстоятельного документа, в котором изложены различные аспекты «тбилисского дела» и ночной трагедии, сделаны глубокие, важные выводы. У меня возникли возражения лишь по той части заключения, где содержалась тенденциозная критика армии. В заключении говорилось о совещаниях в ЦК КПСС 7 и 8 апреля, о том, что обстановка в Тбилиси обсуждалась 7 апреля поздно вечером во время встречи Горбачева, прилетевшего из Лондона, прямо в аэропорту.
Именно поэтому я немало удивился телевыступлению Собчака и, конечно, сразу насторожился: уже наступил конец 1989 года, я прекрасно помнил, как начиналось «дело Гдляна», и понимал, что Ленинградское телевидение, в чьи задачи в ту пору входило, согласно намерению лжедемократов, расшатывать страну, неспроста пригласило в студию Собчака.
Между тем против телепередачи резко возразили работники военной прокуратуры, посчитавшие, что председатель комиссии исказил факты. Ленинградское телевидение, вновь ставшее застрельщиком очередного общественного скандала, вынуждено было пригласить в студию военных следователей, которые предложили свою версию происшедшего.
Снежный ком «тбилисского дела» покатился…
Однако к тому времени многие депутаты, наученные горьким опытом различного рода провокаций, будораживших страну, в политическом смысле явно повзрослели. Раздались требования заслушать отчет комиссии на съезде. И вопреки возражениям самого же Собчака, а также делегации Грузии и Межрегиональной группы, съезд при обсуждении повестки дня принял решение заслушать доклад председателя комиссии Собчака и сообщение главного военного прокурора Катусева.
И вот тут-то произошло нечто и вовсе неожиданное: устный доклад Собчака во многом отличался от письменного заключения комиссии, подписанного всеми ее членами. Акценты в выступлении Собчака с трибуны съезда были резко сдвинуты, о многих фактах не упоминалось вообще, другие тщательно затушевывались. Доклад Собчака был построен таким образом, что в итоге главным виновником тбилисской ночной трагедии объявлялся чуть ли не Лигачев.
Выступлению Собчака предшествовали бурные дебаты, в ходе которых было решено заслушать председателя комиссии на закрытом заседании. Поэтому телетрансляцию с него не вели, полный текст доклада и заключение комиссии не были опубликованы в «Известиях». Если добавить к этому, что радикальные средства массовой информации моментально выхватили из доклада Собчака именно фамилию Лигачева и начали муссировать ее уже не только в связи с «делом Гдляна», но и в связи с «тбилисским делом», то можно сказать однозначно: внезапный ход Собчака достиг своей цели.
О том, что я пережил в те часы и дни, когда сразу вслед за ложными обвинениями следователей на меня обрушились столь же нелепые, сфальсифицированные обвинения в причастности к тбилисской трагедии, лучше не вспоминать. Тут не до ложной скромности. Действительно, требовалось мужество, чтобы все это выдержать, не сложить оружия и продолжать борьбу — не за себя, а против сепаратизма, угрожавшего стране расколом и кровью, против ликвидаторов в партии.
Сегодня, когда утихла душевная боль, когда все ложные обвинения, выдвинутые против меня, рассыпались в прах, а ход событий снова показал мою правоту, я порой вспоминаю о том внезапном ходе Собчака. Безусловно, с Собчаком кто-то очень хорошо «поработал», в этом у меня сомнений нет. Однако гораздо больше тревожит другой, сугубо нравственный вопрос.
Я привык доверять людям, верить в их душевную чистоту. Конечно, на долгом жизненном пути мне встречался народец разный, — и обманщики, и плуты, и откровенные мерзавцы. И все же в целом я считал и продолжаю считать род людей труда чистым и светлым.
Каждого, с кем сводила судьба, встречал с открытым сердцем, приветливо и доброжелательно, хотя, не скрою, порой приходилось разочаровываться. И еще искренне могу сказать, что никогда не мстил обидчикам — об этом знают те, кто со мной работал.
В общем, я людям верю. И недоумеваю, более того, страшно мучаюсь, когда вдруг сталкиваюсь с проявлениями непорядочности, особенно со стороны тех, кого считал людьми достойными, интеллигентными. А ведь Анатолия Александровича Собчака я относил именно к такой категории людей. Да, я во многом был с ним не согласен, нередко расходился в главных, принципиальных вопросах. Однако не мог не замечать его умения держаться, преданности закону, желания следовать Нравственным критериям. Все это было при нем. Но, оказывается, речь шла только о внешней оболочке, а внутри-то… Очень, очень грубо подтасовал в своем выступлении Собчак официальные выводы комиссии, непозволительно грубо, я бы сказал, недостойно.