Предрассветные миражи
Шрифт:
— Ну так пусть уезжает, какие проблемы?
Андрей пустился в объяснения, что да почему надо выяснить, что важно заручиться согласием Кристины пока не выступать с обличениями.
— Андрей, — прервал его Глеб, — я не знаю, в курсе ты или нет, но здесь что-то нечисто. И дело не только в Кристине и ее расследовании. С визами у нее все в порядке, я тебе и без юристов это скажу, с журналистикой тоже — ей здесь никто не платит за работу, а значит, она может делать что хочет и без рабочей визы. Она ничего не нарушает. Но почему-то кому-то выгодно представить все так, что нарушает. Ты разберись со своими, кому это выгодно, а потом уж принимай решения. Я вообще ничего не понимаю. И я пришел сегодня сюда отдыхать.
Глеб встал из-за стола и направился к барной стойке, где взял пиво и завязал разговор с кем-то из знакомых.
Ладынин проклинал все на свете, а в особенности Кристаллинскую. Легка на помине, она вынырнула из темноты и оказалась прямо за его столиком.
— Салют. Чего такой смурной? Крабы не переварились?
— Зачем вам эти проблемы? — накинулся на нее Ладынин. — Вы ведь сами себе их создаете. В один прекрасный день эти дикари упрячут вас в тюрьму, и никто не сможет вам помочь. А потом вы исчезнете во время выдуманного побега, исчезнете в никуда, и больше о вас никто ничего не услышит. Не мне объяснять вам местные порядки.
— Мы опять на вы?
— На ты, на вы, какое это имеет значение? Вы уходите от ответа!
Она закурила. Либо ему показалось, либо в ее глазах промелькнула растерянность. Потом она посмотрела на него так, что он почувствовал себя не представителем власти, а зеленым юнцом перед повидавшей жизнь дамой. А ведь по возрасту она была всего на год старше его, это он знал наверняка, изучал ее документы не один день.
— Когда ты смотришь на муравья, из последних сил тянущего за собой огромную соломинку, что ты видишь? Я все же предпочитаю на ты, ничего?
Он неопределенно пожал плечами, прекрасно осознавая, что его мнение ничего не значит.
— Так вот, — продолжала она своим низким голосом, — ты видишь безумца, рискующего надорваться, или отважного страдальца, помогающего своему муравейнику?
Андрей пожал плечами.
— Правильно, я ни то ни другое. Я не безумец, потому что прекрасно осознаю, что делаю, и не страдалец, потому что делаю то, что делаю не в качестве жертвоприношения, а просто потому, что не могу по-другому. Это нужно прежде всего мне. И не говори, что ты другой. Ты на самом деле тоже не человек формальностей, но по каким-то причинам выбрал именно такую жизнь и упорно держишься за нее. Я не могу сказать, что абсолютно счастлива в своей жизни. Но зато с уверенностью могу сказать, что в данный момент могу делать то, что считаю правильным. Что я сама считаю правильным, понимаешь? Не какой-то чужой дядя, начальник или муж навязывают мне свое мнение, а я сама устанавливаю свои критерии. Далеко не каждый может похвастаться этим. Я дорожу этой своей возможностью, даже если это совершенно бесполезное занятие в глазах других. Извини, я сейчас…
Кристина затушила сигарету и отошла к барной стойке, бесцеремонно оставив своего спутника одного. Правда, она встала не рядом с мужем, а поодаль, присоединившись к группе филиппинок в ярких топах и обтягивающих джинсах со стразами. Они громко смеялись, обращая на себя внимание публики. Она в своем бежевом, мягко облегающем фигуру трикотажном платье не вписывалась в их компанию, но, по всей видимости, они были знакомы, так как приветствовали ее очень бурно.
Ладынин стал ощущать, что задыхается в насквозь прокуренном помещении. Двери и окна здесь не открывали, берегли прохладу, извергаемую кондиционерами, а вытяжка, по всей видимости, работала плохо. Андрей исподволь наблюдал за Кристиной. Женщина, открытая как на ладони. Не позирует, не старается понравиться. Она такая, какая есть. Похожа на его сестру Женьку. Тоже любитель свободы выбора и жизни вне рамок. Да, Кристина могла похвастаться своей свободой. А он? Мог ли он сказать, что делает то, что ему хочется делать в данный момент? Кира бы сказала: «Не морочь себе и другим голову. Ты лепишь кирпичики для своего будущего, а при строительстве все здание видно далеко не сразу». Она любила подчеркивать, что они стараются ради будущего. Но так можно прожить жизнь и не заметить, как настоящее прошло мимо, а будущее так и не наступило. Кристина жила настоящим, каждой минутой, каждой секундой. И Андрей не мог не признать, что в глубине души завидовал ее выбору.
Народу в баре прибавлялось. Те, кто появились в «Пондо» пораньше, уже успели опрокинуть несколько бутылок пива, что, учитывая повышенную восприимчивость народов Тихоокеании даже к малому количества алкоголя, немедленно отразилось на их поведении. Голоса зазвучали громче, жесты становились все более и более развязными, а ребята из охраны уже выстроились вдоль стен, ожидая, когда начнутся привычные стычки.
Глеб увлеченно беседовал с каким-то белым иностранцем, по всей видимости, и не собираясь возвращаться к Ладынину. Андрей почувствовал себя неуютно в подобной обстановке и решил, что пора уходить. Он не замечал, что Кристина то и дело бросала на него украдкой взгляды, словно наблюдая его реакцию на все происходящее. Он также не заметил, что Глеб заинтересованно и несколько тревожно наблюдал, в свою очередь, за женой. Взгляд его выражал легкое удивление, словно он увидел нечто необычное, выбивающееся из привычного ряда вещей.
Хотя бар находился в здании гостиницы и надобности в транспорте не было, Ладынин все же панически боялся передвигаться по улицам, тем более в темное время суток. Брать машину, чтобы проехать тридцать метров до входа в гостиницу, было бы смешно, и он, набравшись духу, решился сделать несколько шагов в гордом одиночестве.
— Вы — русский?
За столик подсел незнакомый мужчина, из местных. Одет довольно прилично по местным меркам: чистая футболка, опрятные джинсы, коротко остриженные волосы.
Андрей кивнул, инстинктивно оглянувшись на Кристину. Любое общение с местным населением все еще настораживало его. Но Кристина не смотрела в его сторону, словно напрочь забыв о его существовании.
— Ваших тут раз-два и обчелся, — продолжал незнакомец, весело блеснув зубами. — Я Питер.
Андрей пожал протянутую руку.
— Андрей.
— Какими судьбами в наших краях?
— Дела.
— Бизнес или политика?
— Ни то ни другое.
— А что тогда? Отдохнуть?
— Ну вроде того.
Ладынин неохотно поддерживал беседу, не понимая, почему он должен отчитываться перед этим парнем.
— Они ваши друзья?
— Я бы сказал, знакомые.
— У нас тут так не бывает. Если соплеменник, мы таких называем «уанток», что значит «говорящий на одном языке», значит, это друг. Вы ведь им помогаете?
Раздражение Андрея от навязчивых вопросов нарастало. Кто его знает, что это за тип и что ему надо.
— Можно так сказать. Но в их делах я не участвую, — на всякий случай пояснил он. Не хватало еще, чтобы его, Ладынина, обвинили в пособничестве Кристаллинской.
Питер продолжал приветливо улыбаться и кивать. По его лицу было не ясно, все равно ему или на самом деле интересно.
— Хорошие люди.
— Вы с ними близко знакомы? — поинтересовался Андрей. Может, удастся выяснить что-нибудь интересное?
— Да, это мои друзья. Я работаю с Глебом. Отличный человек. Большое сердце! А Кристина помогает моей жене. Моя жена — медсестра в госпитале, — с гордостью добавил он.
— То есть как помогает? Помогает лечить?
— Нет. Выбивает помощь у разных богатых семей и приносит ее в детское отделение в госпиталь.