Предрассветные миражи
Шрифт:
— Слушай меня, Андрей. Ничего не говори, не кричи, просто выслушай. Все будет хорошо. Ты не должен волноваться. Уезжай. Тебе надо. У тебя своя жизнь, у меня своя. Тебе надо уехать, а мне надо остаться. Вот и вся разница. Я просто хотела попрощаться. Ты молодец. Ты сделал все, что мог. Я тебе очень благодарна. Господи, я говорю глупости. Не слушай меня. Мне не стоило звонить. Ненавижу прощаться. Как трудно. Ну все, все. Я все сказала. Тебе пора.
Голос ее дрожал. Чувствовались слезы. Чтобы Кристина плакала? Андрей отвернулся от своих провожатых.
— Не сходи с ума! Приезжай немедленно. Все готово для отъезда. Я не могу тебя так оставить, неужели ты не понимаешь?
— Ты ничего не понял, Андрей. Они ведь даже и не делали билета для меня. Только для тебя. Меня никто не собирался вывозить. Меня все равно не выпустили бы. Я нужна им здесь. Не знаю зачем, но пока нужна. А ты так ничего и не понял. Эх ты, а еще профессиональный дипломат! — Она нервно засмеялась. — Когда решают верхи, низы не могут это изменить. Но я все равно вылечу, только позже. Не волнуйся за меня.
— Постой, что ты говоришь? Как это они не сделали билет для тебя?
Андрей оглянулся на Дэвида и мгновенно поверил, что так оно и есть. Несмотря на выдержку, бегающие глаза Мирлина выдали его с головой. Он обо всем знал заранее. Тиффани, видимо, тоже. Она поджала губы и нервно теребила свои кудряшки.
— Кристина, тогда и я остаюсь. К черту работу, к черту политику, пока я не смогу вывезти тебя, я не уеду.
— Андрюш, езжай, а? Прошу тебя. Я была не права, когда смеялась над тобой, над твоей работой. То, что ты делаешь, тоже нужное дело, и кто-то должен этим заниматься. Ты прекрасно разбираешься в своей работе, у тебя впереди только светлое будущее. Не цепляйся за дебри, в которых можешь заблудиться навсегда.
— А может, — у него сдавило горло и голос прозвучал совсем глухо, — я хочу заблудиться и остаться. С тобой.
Она замолчала. Последовал тяжелый вздох.
— Нет, ты уедешь. — Голос внезапно похолодел, интонации засверкали сталью. — Ты не нужен мне здесь. Ты мне мешаешь. Ты — тепличное растение, вот и возвращайся в свою теплицу. Ты никогда не поймешь, что и зачем я делаю. Тебя ждет семья, работа, великие дела. Тебе еще расти и расти. Воспринимай эту поездку и все, что случилось, как маленькое приключение. Да так оно, в сущности, и есть. Не путайся у меня под ногами здесь, где тебе не место. Я не маленькая девочка, справлюсь. И у меня здесь незаконченные дела. Уезжай. Прощай.
Побледнев, он растерянно смотрел на телефонную трубку. Потом медленно протянул ее Тиффани, повернулся и шагнул на эскалатор. Поднялся, не оглядываясь. Он не мог и не хотел никого видеть. В зале ожидания он купил бутылку рома «Бандаберг», и к моменту, когда самолет набрал высоту, он уже крепко спал, отключившись от мира сего, не видя пейзажа Порта Морсби за окнами самолета, лазурного моря, песчаных пляжей. Не видя, как в небольшом домике на холме Таугаба безудержно, до конвульсий, согнувшись пополам, как от острой боли, рыдала женщина. В дверях тихо стояла домашняя мэри, испуганно глядя на свою миссис, не решаясь приблизиться.
Самолет уносил пьяного в стельку Андрея Ладынина за тысячи километров от райского острова. За тысячи километров от самого странного, что произошло с ним за всю его сознательную жизнь.
Часть третья
ЖЕНЯ
Глава 22
Сказать, что я ничего не понимаю, значит солгать. Все я понимаю. Но сказать, что я знала, что так оно все и обернется, тоже будет неправдой.
Ради справедливости надо отметить, что Андрюха всегда был на моей стороне. Мне-то он пытался внушить, на правах старшего брата, что у меня просто временно крыша поехала и что все это пройдет, но родителям за моей спиной говорил (а я подслушивала), чтобы не дергали меня понапрасну, что творческая я, мол, натура, надо помочь мне в этом направлении развиваться.
— Ну почему в одной семье один ребенок нормальный, а второй… — вздыхала мама.
— А второй с прибабахами, да? — уточняла я, не сомневаясь, кого причисляют к нормальной категории.
— Не знаю с чем, но к добру, боюсь, это не приведет, — многозначительно заключила мама, глядя в мои упрямые глаза.
— Ну и пусть. Зато я буду счастлива!
— Что ты хочешь сказать, что брату твоему это не грозит?
— Не знаю. Откуда мне знать, что для него значит быть счастливым? Может, сидеть в душном кабинете целыми днями и строчить бумажки для шефа и есть предел его мечтаний, откуда мне знать? Если так, то тогда он точно будет счастлив. О да! — добавила я, сделав паузу и нарисовав перед собой картинку, на которой Андрей сидел, склонившись над бумажками. — Тогда он, несомненно, будет счастлив. Но если не это его мечта, тогда его несчастье будет на вашей совести!
Звучало патетично, согласна, но именно так я и думала. Какое-то шестое чувство или просто сестринская солидарность подсказывали мне, что не уживется Андрей в готовящихся для него рамках.
— А почему это ты считаешь, что мы делаем его несчастным?
Ах, мама! Не хотела ты видеть очевидного. Родительское тщеславие затуманило вам с отцом глаза. Хорошо хоть, что я на вашу удочку изначально не попалась.
— Да потому, мама, что вы хотите сделать его стандартным человечком, а он способен на гораздо большее.
— Ты смешиваешь понятия «стандартизация» и «благоразумие». Это не одно и то же. Почему добиваться чего-то в жизни, учиться, делать карьеру — для тебя плохо? Просто ты свою лень этим прикрываешь.
Замечание про лень я пропустила мимо ушей, дабы не начинать давний и горячий спор. Мама любила передвигать стрелки на меня, особенно в тех случаях, когда не знала, что ответить.
— Вот что интересно, — озвучила я свои размышления, — почему практически во всех романах героини, интересные героини, я имею в виду, всегда отличаются неблагоразумием, неправильными поступками, кривой линией жизни, порочностью даже порой. И все знают, что именно такие женщины, да и мужчины, интересны, именно таких любят, такие добиваются в жизни чего-то экстраординарного. Так?