Предрассветные миражи
Шрифт:
Мама молчала, ожидая продолжения моего выступления.
— И почему тогда, — вдохновенно распалялась я, — родители усиленно воспитывают в своих чадах серость, благоразумие, стандартность, запихивают их в рамки, делают из них фрагмент толпы, а не личность. Почему, скажи?
— Потому что если дать вам, бестолковым, полную волю, вы миллион раз упадете и разобьете себе голову там, где нам, взрослым и умудренным опытом, уже известно, что надо поостеречься. Вот станешь матерью, поймешь, о чем я. Только дураки учатся на своих ошибках…
— А умные учатся на чужих, — закончила я миллион раз слышанную фразу.
— Ай, сейчас тебе бесполезно об этом говорить. В одно ухо влетает, в другое вылетает. — Мама махнула рукой с тем же выражением лица, с
Я вздохнула. Спорить с мамой было бесполезно. И как бы я ее ни любила, характеры у нас как были несовместимы изначально, так и остались по сей день. Правда, это не мешает нам общаться и поддерживать хорошие взаимоотношения. Благодаря ее усилиям, конечно. Если бы это зависело только от меня, у меня никогда бы не хватило терпения и мудрости вовремя тушить пламя наших разногласий. Частенько буфером выступал Андрей. Если он видел, что обстановка накаляется до неразумных пределов, сразу же вставал между нами. Ему удавалось и меня смягчить, и родителей уломать не давить на меня слишком сильно. Почему он это делал? Не знаю. Возможно, потому что подспудно он соглашался со мной. Я всегда подозревала о наличии в его душе секретных лабиринтов, где он прячет мечты о невероятных приключениях, поисках кладов, раскопках, мечты о мирах, которые он еще не видел.
Он всегда увлекался географией и историей. Я, интересующаяся больше окружающей меня реальностью, не совсем понимала, что может быть такого интересного в событиях, заросших плесенью. Или в теориях, существование которых никем не доказано. Андрей, похоже, загорался только от одной мысли, что он смог бы отыскать, распознать, доказать какую-нибудь из этих ветхих идей о существовании неизведанного. Впрочем, с возрастом и благодаря усилиям родителей Андрюха запрятал эти помыслы далеко-далеко, ударившись в учебу, карьеру, поставив перед собой цель — стать известным дипломатом.
Люблю я его, братца своего. Несмотря на то что я всегда была черной овцой в семье, а он — белой, я его никогда не ревновала к родителям. Да и как его можно было ревновать, если для меня он делал все, о чем бы я его ни попросила. Даже прикрывал, когда я, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, сбегала с друзьями в кино. Папочка наш никогда не бедствовал, а потом и вовсе разбогател. Меня это почему-то совершенно не тронуло. Наоборот, повинуясь духу противоречия, я наотрез отказалась переходить в более престижную школу, одевалась нарочито небрежно, а когда встал вопрос о поступлении в институт, вообще сбежала из дому, рассорившись в пух и прах с родителями на почве того, что не хотела ни за что никуда поступать. Вернули меня, голубку, быстро, но зато обещали оставить меня в покое. Опять-таки благодаря Андрюхе. Не знаю, как именно все утряслось, но знаю, что он им даже пригрозил тоже бросить учебу, если меня не вернут домой. Вряд ли бросил бы, конечно, но угроза возымела свое действие.
— Собирайся, поехали. — Я тогда пятый день сидела у подруги, к полному неудовольствию ее родителей, и Андрей в качестве посланника приехал забирать меня.
— Не поеду, — забившись в угол кровати, пробурчала я.
— Дурная ты, Женька. Ну что ты все на рожон лезешь? Разве нельзя все уладить спокойно, без истерик и ультиматумов?
— Я пыталась. А они, они… — Я всхлипнула. По правде говоря, мне тогда уже и самой надоело мозолить глаза чужим людям, но ни денег, ни одежды у меня не было, и податься никуда больше я не могла. А вернуться упрямство не позволяло.
— Ну что — они? Чего ревешь-то? Пойдем, а там уже разберемся. — Андрей обнял меня за плечи, и мне в момент стало спокойно и хорошо. Ему я верила.
— Я вернусь, а они опять меня на какую-нибудь филологию-политэкономию уговаривать начнут. А я даже слышать не хочу!
— Не начнут.
— Начнут!
— Нет. Я же сказал, значит, не начнут. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?
Это было правдой. Не обманывал. И я поплелась к машине, где сидели отец с матерью. Мы хмуро взглянули друг на друга и поехали домой. Это уже потом я узнала, как Андрей добился успехов на этих знаменательных переговорах.
Что бы ни говорили, но близнецов связывает нечто большее, чем кровные узы. Вот взять нас с братом — не похожи ни капли друг на друга. Я — огненно-рыжая, веснушчатая пигалица с темно-карими глазами, он — высокий голубоглазый шатен, прямо герой кинофильмов. А уж характеры… Впрочем, тут я, пожалуй, не совсем права. В душе у нас много общего. Просто я никогда не скрывала, чего хочу, а он — зачем-то прятал свое сокровенное, подделывался под чьи-то стандарты. Даже когда женился. Вернее, с женитьбой все это обострилось еще больше. Попадись ему другая жена, может, все по-другому сложилось бы изначально. А тут — Кира. Я когда ее первый раз увидела со злосчастным флаконом «Шанель № 5», сразу поняла — эта девица из высшего общества никогда Андрюху не отпустит. Для нее он — что для скульптора благодарная глина. Лепи что хочу. Тем более и родичи наши друг в друге души не чаяли. И детки, Кира с Андреем то бишь, прямо-таки идеально подходили друг другу. Пока все вокруг пели им дифирамбы и умиленно всплескивали ручками, я угрюмо помалкивала. Вернее, пыталась поначалу открыть всем глаза, вывести ее на чистую воду, пока не поздно, но мама говорила, что я просто ревную.
— Это нормально, Женя. Просто в тебе говорят собственнические чувства. И тебе кажется, что у тебя отнимают твою половинку.
— Ничего такого мне не кажется, — возмутилась я. — Что мне действительно кажется, так это то, что ваша обожаемая Кира запихнет Андрея под каблук, и сидеть ему там всю свою оставшуюся жизнь. В гроб загонит и на крышке спляшет, только бы своего добиться.
— Ну это ты от вредности так говоришь, — засмеялась мама. — Никто его к ней не тянет. Насколько я знаю, это он сейчас ее уговаривает замуж выйти, а она все оттягивает, хочет институт закончить.
— Угу, умница-разумница прямо, — угрюмо кивнула я. — Знаем мы эти игры в кошки-мышки.
— И откуда же, интересно, вы, мадемуазель, знаете? Что-то я не видела, чтобы ты в такие игры играла и, что самое главное, чтобы тебе с твоей тактикой пришлось много выигрывать.
Язвительная стрела вылетела и попала в цель. Намек мамы был прозрачен, как ключевая вода. Играть в женские игры коварных обольстительниц мне никогда не удавалось, да и не хотелось. Всегда презирала финтифлюшек, чьи шитые белыми нитками ухищрения бросались в глаза даже слепому, но почему-то упорно не замечались мужчинами. Правда, справедливости ради надо сказать, что мои прямые, искренние отношения с мужчинами до сих пор заканчивались полным провалом. То, что я называла искренностью, мужчины почему-то принимали за разновидность умалишенности, то, что я ненавидела всякие ужимки и пустой флирт, делало меня похожей на вечного подростка. А им, мужчинам, видишь ли, подавай женщину зрелую, опытную и при этом невинную одновременно. Может, я, конечно, утрирую, и просто мне на пути попадались не те образчики, но мои романы длились обычно не дольше нескольких месяцев. Пока я не встретила… Впрочем, это другая история, и случилась она гораздо позже того времени, о котором я только что говорила.
А о чем я говорила? Ах да, о том, как Кира женила на себе Андрюху. Никто этого, кроме меня, не заметил. Всем показалось, что Андрей просто без ума от невесты и только и ждет момента, когда она закончит свой институт и они побегут под венец. Но меня-то, глазастую, не проведешь. К тому времени я уже занялась Делом Своей Жизни и частенько наведывалась в Москву. Кира с Андреем иногда приглашали меня с собой куда-нибудь провести вечерок. Кира была само очарование. Особенно поначалу. Все пыталась растопить мою неприязнь. Она осыпала меня комплиментами, Андрея купала в своем внимании и заботе, думая, наивная, что я как сестра растаю от такого ее отношения и непременно воспылаю любовью к будущей невестке. Меня же, напротив, все это только лишь отталкивало. Я, помнится, даже решила как-то завести с Андрюхой разговор. По душам, так сказать.