Предрассветные миражи
Шрифт:
— Что-нибудь придумаю. Если все станет совсем худо, тогда и буду действовать.
— Что ты называешь «совсем худо»?
— Следствие, например. А увольнение и выговор — это ерунда. Я бы даже сказал, что выговор — это небольшая плата за возможность вырваться из этого болота раз и навсегда.
Он замолчал. Его лицо вдруг стало таким же, как в детстве, мечтательным, задумчивым.
— А помнишь, Женька, как мы с тобой изучали огромный географический атлас с фотографиями, который нам отец подарил? Помнишь, валялись на ковре в моей комнате и мечтали побывать во всех концах света? Я надевал папину ковбойскую шляпу и представлял, что мы осваиваем африканское сафари, ты и я, помнишь?
Я кивнула. Воспоминания детства — опасная штука. Они накатывают, настигая тебя своей теплой волной, окутывая запахами
— Побываешь еще везде, поверь мне, Андрюха.
Я положила руку на его макушку и поцеловала в лоб. Нет хуже состояния, когда сожалеешь о несделанном. Правильно говорят — лучше сделать и сожалеть, чем не сделать и сожалеть.
Я ушла, оставив его погруженным в свои раздумья. Пусть ищет. Ищет себя в себе. Тут я не помощник.
Глава 27
На раздумья у меня ушло около недели, но с Кристиной я все же встретилась, решив выяснить все из первых рук. Тем более Кире так и не удалось встретиться с самой Кристиной, насколько я поняла, она общалась только с ее мужем.
Разыскать ее оказалось несложно. Как только она узнала, кто звонит, сразу же подошла к телефону и пригласила в гости. Квартира Кристаллинских являла собой образец филиала «Клуба путешественников» Одну из трех комнат хозяева полностью отвели под выставку собранных по всему свету сувениров, предметов искусства, оружия, сумок, костюмов, ракушек. Разукрашенные маски из дерева и глины всех размеров, ожерелья из ракушек и крокодильих зубов, копья, сумки, расшитые свинячьими хвостиками, картины с райскими птицами, водопадами и папуасами в причудливых нарядах, глиняные горшки с незатейливым рисунком — глаза разбегались. С меланезийским артефактом резко контрастировали изделия народного творчества из Юго-Восточной Азии — шелковые сумочки и шарфы, позолоченные скульптурки Будды, посуда с тончайшим узором всех цветов радуги, головные уборы, ожерелья из разноцветных камней и металла навевали воспоминания о моей поездке в Таиланд. Кроме этого посередине комнаты красовался деревянный стол, края и ножки которого были инкрустированы фигурками, изображающими сцены из жизни папуасов, а по углам комнаты возвышались статуи папуасских богов из дерева. Статуи были весьма внушительных размеров и наводили на непривыкшего человека, такого, как я, например, ужас.
Остальные комнаты хоть и содержали в себе элементы обычного быта, также являлись филиалами выставки.
— Это все Глеб, — улыбалась Кристина, видя мой раскрытый от любопытства рот. Она светилась гордостью за мужа. — Столько объездил, уже все не вмещается в нашу квартиру. Я говорю, что скоро придется покупать отдельное помещение специально для его коллекции. Неугомонная душа…
Кристина выглядела точно так же, как и тогда, когда я встретила ее в лагере беженцев. Только без живота. Стройная, невысокая, с распущенными волосами, слегка заколотыми невидимками, она казалось хрупкой и сильной одновременно. Сила угадывалась в глазах, но все остальное в облике отдавало мягкой незащищенной женственностью. Несмотря на синяки под глазами от недосыпа, она держалась бодро. Ребенка я не увидела, он гулял с няней. С фотографий мне улыбался беззубой улыбкой щекастенький карапуз с редкими светлыми волосами и карими, как у матери, глазами.
— Как зовут сына?
— Глеб.
Кристина с любовью посмотрела на фотографию ребенка.
— Наверное, души в
— Не то слово. Веришь, я даже не планировала этого ребенка. Думала, пока не время. Да и при моем образе жизни с ребенком тяжело. Но у меня вечно все так получается — незапланированно. Так и с Глебом. Получилось — и все.
— И ты сразу решила, что будешь рожать?
— Ну-у… — она замялась. — Нет, не сразу. Были сомнения. Но недолго. Я слишком люблю его отца, поэтому не могла не дать этому ребенку появиться на свет. Да и возраст у меня… Биочасики тикают. Все один к одному. Раз послал Бог мне этого ребенка, значит, есть в этом смысл. А уж когда родила и увидела эту кроху — сразу все сомнения исчезли без следа. Разве можно не любить такого карапуза?
— Невозможно, — согласилась я.
— Слушай, а что там случилось у Андрея?
Кристина облегчила мне задачу, сама начав разговор. Весть о неприятностях у Андрея дошла до нее конечно же от Киры через Глеба. Я рассказала ей то, что знала.
— Только не думай, что я имею что-то против твоей статьи, — поспешила добавить я. Было бы очень неприятно, если бы Кристина заподозрила меня в этом. — Скажу честно, я даже позавидовала тебе. Статья вышла классной, прими поздравления.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась Кристина. — Только вот не думала я, что все так обернется. Это, конечно, мое упущение. Я так увлеклась общей идеей и горячей информацией, что позабыла о месте работы Андрея.
— Знаешь, мне ведь наплевать на его карьеру, для меня важнее, счастлив ли он. Не хотелось бы видеть имя брата втоптанным в грязь.
— Мне бы тоже не хотелось.
Она задумалась, теребя большую перламутровую пуговицу на обтягивающей кофточке.
— Жень, я уже начала выяснять кое-что… Статью, как ты понимаешь, я уже не смогу аннулировать, но Андрею помочь попытаюсь. Я ни в коем случае не хотела портить ему жизнь. Веришь?
Я кивнула. Кристина казалась расстроенной и растерянной. Как ребенок, не рассчитавший свои действия и огорченный причиненным им вредом. Обсуждать, в общем-то, больше было нечего, и я засобиралась.
Провожая меня, Кристина вдруг спросила, что собой представляет Кира.
— Ты о жене Андрея? — спросила я зачем-то, хотя и так все было ясно.
Она кивнула, несколько смущенно глядя мне в глаза.
— Нормальная женщина, немного чересчур рассудительная, а так вроде ничего.
— Она способна причинить человеку боль?
— Почему ты спрашиваешь? Ты об Андрее говоришь? Его она вряд ли обидит. Скорее, не даст в обиду.
— Нет, не о нем. Так способна или нет?
Я растерялась. Откуда мне знать? Киру я недолюбливала, но такие тонкости ее натуры были мне неведомы. Я как-то не задумывалась об этом никогда. Способна ли она причинить боль? По крайней мере, по отношению к Андрею она никогда не проявляла жестокости.
— Я не знаю, Кристина, — пожала я плечами. — Мы, честно говоря, не так уж близки. А почему тебя это волнует?
И тут меня осенило:
— Глеб?
Она не ответила. Значит, Глеб. Неужели она ревнует?
— Ты думаешь, что твой муж…
— Ничего я не думаю. Ладно, забудь, ерунда все это.
Ничего себе — ерунда! Я всю обратную дорогу только об этом и думала. Неужели Кира закрутила роман с Кристаллинским? Вот это номер! Глеба я к тому времени ни разу не видела, но знала, что он намного старше Кристины. В голове не укладывалось, что моя невестка способна на это. Нет, быть такого не могло. Разве что ради того, чтобы вытянуть из Глеба информацию или чтобы заставить его повлиять на Кристину. Эта версия казалась более правдоподобной. Поверить в трезвость ума Киры было куда легче, чем в то, что она смогла бы увлечься чужим мужем. Это я вечно умудрялась влюбляться в тех, кто уже был занят. Но я-то, понятное дело, на штамп в паспорте не смотрю, когда влюбляюсь, а Кира, она не из таких. И тут дело даже не в порядочности — ведь сердцу не прикажешь, и к порядочности это не имеет никакого отношения. Тут дело в том, что ее сердце и ум могли бы возглавить общество по борьбе с алкоголизмом, настолько вечно трезвыми и неспособными на страстное опьянение они казались. Возможно, я не права и говорю все это от предвзятого к ней отношения. Ведь влюбилась же она в Андрюху. Каким бы правильным и плановым ни казался их брак, отрицать, что Кира любит Андрея, у меня бы язык не повернулся.