Предрассветные призраки пустыни
Шрифт:
Глаза Айгуль были ясные, чистые, и Нуры в тот миг ужаснулся своей роковой ошибке. Но почему она звала Ашира?! Он отбросил в сторону винтовку, протянул руки, пытаясь обнять жену. Она, словно завороженная, не сводила глаз с его окровавленных ладоней, отпрянула, как от зачумленного, и в припадке, подергивая плечами, головой, медленно повалилась на бок. Он поднял ее, бесчувственную, и, потоптавшись на месте, не зная, что делать, положил на пол.
Сев на кошму, словно раздумывая, что предпринять дальше, Нуры вскочил, засуетился, отыскал спрятанные патроны, хорджун, уложил туда голову Мовляма, прихватил винчестер, нож и, переступив
Одинокий всадник, не разбирая дороги, мчался по унылой, опаленной солнцем степи. Быстрый конь нес Нуры Курреева от людей, от человеческого жилья в безлюдье, в черные пески, туда, где из голубого марева вставали призрачные сады и дворцы.
Из-за кордона поступило указание англичанина Кейли Джунаид-хану: «Не медлить! Выступать против большевиков!»
– Действовать надо, отец! – резче обычного говорил на совете Эшши. – Время идет, а мы мешкаем. Людей теряем, еще год – и джигиты разбегутся из наших сотен! Одержим в бою победу, и туркмены поднимутся в аулах, легче станет набирать отряды… Гонцы видели за кордоном английских солдат!
– Врут! – закричал Джунаид-хан. – Там их нет. Тебя обманули, сынок! Врут, врут… Мы должны сменить ставку… Только немцы могут нас поддержать.
– Ожиданием мы проигрываем победу! – горячился Эшши. – Нас поддержат, когда мы вступим в борьбу с большевиками!
Теперь, когда заходила речь о борьбе с советской властью, Джунаид больше не раздваивался: да, осенью! Как только родовые вожди дадут знать о готовности, сразу поднимать вооруженный мятеж. Но не одними стратегическими планами была занята голова Джунаида. Его радовало и то, что сыновья переманили Нуры, облапошили Курре, хан ерзал на подушках от удовольствия, как они славно надули сына Ишачка! А вот провал с дискредитацией Ашира Таганова ему не нравился.
– Сын голодранца Тагана, прохвост, оказался не таким уж простофилей, – сердито говорил Эшши-бай. – Ашир-то смекнул, что его обкладывают… Или наши болваны нечисто сработали… Ни вещей, ни золота, ни карты в доме Таганова не нашли. Как в воду канули. Хачли сам обыскивал, допрашивал мать и сестру Ашира. Озлился, чуть не убил старуху, толкнул, ушиб ей руку… Ашир начальству пожаловался. Потаскали Хачли малость… В немилости он сейчас. Хорошо, если не подозревают… На последние две встречи я не пошел. Опасался, что за Хачли могут следить. Связной говорил, что Хачли психовал, из себя выходил, будто бросили мы его на произвол судьбы… Интересовался, когда выступим…
– Это зачем ему? – У Джунаид-хана подозрительно сузились глаза.
Эшши-бай пожал плечами:
– Хачли наш, ему можно верить, отец. Такой большевикам не продастся! Он так им насолил… Разве что к другим переметнется?
– Карту, говоришь, не нашли? А старуха Тагана что?
– Карта как сквозь землю провалилась. Старуха и дочь твердили одно и то же: «Никто не приходил. Ничего не знаем». Я же сам за дверью стоял, когда люди Атда-бая занесли в дом два мешка, один с пшеницей, другой с барахлом… Хачли даже старый платок у Ашира выкрал, золотишко в него завязали.
– Не иначе как перепрятали…
– Хачли всюду обрыскал. Каждую пядь обнюхал, не нашел. Отыскали бы, Аширу – каюк. За решеткой бы он насиделся или к нам бы переметнулся. Тут бы уж ему помогли… Ну ничего, попадется еще Ашир в наш капкан.
Джунаид-хан довольно ухмыльнулся:
– С Нуры у вас складненько получилось. Славно, славно! Маленькая родинка, говоришь, чуть пушком поросшая? Ха-ха-ха… Какую махину взбудоражила. Теперь аул даст нам не десять, а сто всадников!..
От Эшши-бая не ускользнула насмешливая улыбка и младшего брата. Тот на миг представил обнаженную Айгуль, вытянувшееся от похоти лицо Эшши, чуть не ринувшегося на купальщицу, но промолчал. Джунаид-хан по-своему понял скрестившиеся взгляды братьев: пора женить Эймира. Поди, гложет сына по ночам тоска по женской ласке. Да разве в такой сумятице оженишь? Проклятая жизнь! Все на конях да по пескам… А так – лишь бы женить, привести в юрту самку – Джунаид-хан не хотел. Ведь Эймир-бай не сын какого-нибудь новоиспеченного юзбаша без роду и племени, а отпрыск самого хана! Ему пристало и свадьбу достойную сыграть, и невесту голубых кровей сыскать.
В последние дни Джунаид-хан редко показывался на людях, старался действовать через сыновей и юзбашей…
Чем ближе становился день вооруженного мятежа, тем большая тревога охватывала хана. Порой ему казалось, что вся эта затея, на которую его подбивали англичане, которая брала свое начало еще с тех бесед со спесивым главой британской военной миссии Маллесоном, с начальником контрразведки Тигом Джонсом, которых сменил Лоуренс, объявившийся нежданно в Кабуле, – вся эта сложная возня обречена… Но Джунаид-хан понимал и то, что он уже был не волен что-либо изменить в ходе событий. У него есть два выхода: сложить оружие и сдаться большевикам, на что он никогда не пойдет, или кинуться на большевиков всеми наличными саблями… А там что будет… Минуло три с лишним года, как он тщательно, втайне вел подготовку к мятежу, не терял время даром. Беда только в том, что и большевики не зевали.
На этот раз английская разведка послала Гуламхайдара с особым поручением, суть которого сводилась к тому, чтобы перс помог Джунаид-хану реализовать давно задуманный стратегический план вооруженного выступления против большевиков. В Лондоне было небезразлично, в чьих руках Каспий, кто открывает или закрывает ворота в Центральную Азию – портовый город Красноводск, через который вывозятся хлопок, каракуль, нефть, соли Туркестана. Если Джунаид-хан станет хозяином положения в Туркмении, то солдатам ее королевского высочества нетрудно проделать двухдневный марш от иранского Мешхеда до Ашхабада. Но Лоуренс не спешил посылать солдат, не обнаружив реальной силы Джунаид-хана… Перс Гуламхайдар должен был убедиться, что конники хана будут сметать на своем пути красные отряды, занимать аул за аулом, город за городом… Прежде чем поверить Джунаиду, Лоуренс хочет проверить его… Хоть сто раз кричи «халва», во рту слаще не станет. Ты, хан, покажи, как сражаются твои джигиты!..
…На смену изнурительной дневной жаре пришла долгожданная прохладная ночь. Джунаид-хана, уснувшего с вечера, осторожно разбудил Эшши-бай. За его спиной, в полумраке юрты, чуть освещенной догоравшими в очаге головешками саксаула, застыли Эймир-бай, Непес Джелат, ишан Ханоу, юзбаши. Чуть ближе к дверям стояли Нуры, облаченный в новый халат Курре и Сапар-Заика. У изголовья хана, словно в своем доме, восседал перс Гуламхайдар. Эшши-бай не сводил с него глаз. Тот, поводив хищным носом, будто принюхиваясь, кивнул Эшши-баю, позволяя начать заготовленные фразы.