Председатель
Шрифт:
Да, вот тут у нас узкое место, сколько тут копий сломано! Ценообразование в плановой экономике — болевая точка. Целые ведомства этим занимались, Госплан, Госснаб, Госкомцен, а толку? Придется на ходу подстраиваться. Ничего, вон какие головы сидят, придумают.
— Подготовка специалистов, важнейший элемент программы. При всех государственных заводах и на стройках создаются школы и училища. Через пять лет мы должны в разы увеличить число квалифицированных специалистов. Пока же у нас преобладание чернорабочих.
— И что с ними делать? — не выдержал и повернулся
— Не только. Еще могут не копать.
— Михаил Дмитриевич!
— Молчу-молчу, — я выставил перед собой ладони. — Могут копать — пусть копают. Работы навалом: торф, каналы, ирригация, лесопосадки, насыпи для дорог и так далее.
Кондратьев тем временем перешел к конкретным планам — днепровский каскад, модернизация металлургии, шарикоподшипниковый завод в Москве (его мы отжали у Нобеля, оставив в его руках керосиновую торговлю). Тракторные заводы, механические цеха, сталелитейные и прокатные цеха, завод дорожной техники. И дороги. Железные и обычные, хотя бы щебнем шоссировать. И Госрезерв — по моему настоянию. Засуха через два года, нужно готовится.
И это как бы не десятая часть того, что предлагалось — пришлось сдерживать некоторых особо ретивых товарищей, а то бы такое громадье планов наворотили… У нас, конечно, с промышленностью и транспортом на порядок лучше, чем было после “той единственной Гражданской”, но надо и меру знать! Вот Жора Пятаков, из шведских “практиков”, до сих пор недоумевает:
— Я не пойму: все ресурсы у нас в руках, а мы приняли такой слабенький план!
— Вы, товарищи, забываете, что у нас для такого количества заводов что сейчас, что через пять лет, просто нет подготовленных кадров.
— Подготовить! Ускоренные курсы, обучение на рабочем месте, факультеты рабочей молодежи…
— Хотите, я скажу, чем это закончится? — мрачно заметил со своего места Савинков, не поднимая головы от писанины в блокноте. — При нехватке обученного персонала вы начнете использовать необученный. Пойдет в лучшем случае брак, а в худшем — аварии и даже катастрофы. Но человек так устроен, что не любит признавать свои ошибки, человеку проще найти внешнюю причину. Вот вы и будете искать виноватых. А поскольку виноватых будет много, то возникнет мысль — а не организация ли это вредит? И вместо того, чтобы двигать завод вперед, вы займетесь ловлей вредителей, вся вина которых — в необученности.
— Ну, это вы загнули!
— Вовсе нет, — поддержал Савинкова Ленин. — При случае напомните мне, я вам расскажу десяток-другой архипоучительных историй, со времен еще первых подпольных кружков.
А в Новониколаевске все-таки пришлось задержаться на обратном пути, уж больно на меня насели сибирские кооператоры. Вот мы и сидели на третьем этаже здания Сибсоюза, построенного на углу Базарной площади и Николаевской улицы. Большие окна, строгие эркеры, суровая простота — в том же стиле рационализма, что и мой дом, и Центросоюз в Москве.
— Нам, Михаил Дмитриевич, нужен металл и машины, а с Москвы или даже с Урала не навозишься. Вот, хотели бы по старой памяти попросить, нельзя ли у нас поближе
Я переглянулся с секретарем, тот покопался в портфеле, вытащил и положил перед собой папку..
— А что сами не построите?
Вот, солидные люди, деловары, масло аж в Европу продают, все костюмах, с часами и авторучками, а шаг в сторону — оторопь, инерция мышления. Но не тянуть же всю программу только за государственный счет? И я объяснил:
— У вас под боком Кузнецк, там уголь, на Алтае железо, все рядом.
— Кузнецкие каменноугольные копи национализированы, железорудное месторождение под Белорецком известно, Гурьевский завод сто лет как работает, — пододвинул мне справку секретарь.
— Думайте. Заведете свой завод — не только маслом торговать будете. А если сил не хватит — зовите в долю государство.
Думали они секунд тридцать, а потом взорвались возгласами и все скопом кинулись выяснять у меня подробности. И то ли от этих криков, то ли от духоты меня повело и только далеко-далеко, на краю восприятия, я слышал голос секретаря:
— Товарищи, вы что! Михаил Дмитриевич человек в возрасте, устал, нельзя так!
Глава 16
Лето 1919
Первый вопрос Митя задал еще в дверях, не раздевшись:
— Как состояние Михаила Дмитриевича?
— Стабильное, — успокоила Наташа.
— Говорить начал?
— Нет, только пузыри пускает. И пачкает пеленки.
Митя наконец выпростал руку из куртки, закинул картуз на вешалку и шагнул навстречу сопящему кульку на руках Ольги.
— Назад, — придержала за локоть Наташа. — Руки мыть.
Счастливый отец вздохнул, послушно сполоснул руки и только потом был допущен к укачиванию и укладыванию Михаила Дмитриевича Внука.
Внизу Аглая накрывала обычные два стола к большому семейному ужину — на восемь взрослых и шестерых детей, не считая новорожденного. Устоявшийся быт в целом не изменился, разве что стал проще. Давно не было веселых застолий с коллегами-инженерами — за редчайшими исключениями гости в последнее время приходили только по делу. В одной из комнат хозблока поставили аппарат Юза и рацию “Норд”. Митя улыбнулся, вспомнив, как заважничал Иван, которого после курсов радиотелеграфистов перевели из артельных сторожей в главного по связи дома в Сокольниках. Терентий же так и занимался автоотрядом московской милиции, поставив дело на недосягаемую высоту.
Понемногу все обитатели дома собирались у раскрытых по летнему теплу дверей на веранду. Все как прежде, разве что два больших проема заколочены фанерой — время такое, заменить пока нечем. Ну, то есть в управлении делами ВЦИК стекло наверняка нашли бы, но отец настрого запретил туда обращаться.
Тем не менее, Митя надеялся избавиться от фанеры в ближайшее время: на заводе Ралле начали выпуск листового и витринного стекла. Прежняя продукция — пузырьки для парфюмерии — пока не очень пользовалась спросом, а вот оконное шло на ура.