Председатель
Шрифт:
— Корнета?
— Уже полковника, польской службы. И таких немало, всю нашу сеть сдали. И ладно бы тайники да склады… по тюрьмам сейчас много, а кого и застрелили.
Потом люди Разведупра потащили их смотреть взятых в плен польских генералов. И показали самого Пилсудского — в скромном френче и плоской фуражке с орлом. Махно вгляделся…
— Это же Мечислав! Помнишь, мы в Париже Чернова страховали?
Митя посмотрел внимательней — те же вислые усы, те же кустистые брови, крупный нос, только бороды нет…
— Точно, Мечислав!..
Глава 17
Осень 1919
— Э-э-э…
— Где???
— Ну вот же, осевой бульвар, поперек — второй, два тупика и короткая улица наискосок.
Зодчие переглянулись, один простецким жестом полез чесать затылок.
— Всю планировку переделывать…
— Ага. Для житья беды большой нет, но представьте, как лет через тридцать будут писать, что архитекторы таким завуалированным образом подложили свинью пролетарскому государству.
— Весь план рушить не надо, — опечаленный Веснин ожил и решительно провел на чертеже пару линий, — вместо тупиков делаем сквозную, сводим все поперечные в пучок, на площадь. Заодно и парадный въезд оформим.
Соцгородок в Иваново-Вознесенске строили по инициативе местного жилкооператива для рабочих. Сами собрались, сами решили, сами наняли архитекторов. Когда мне об этом сообщил Кузнецов, я провел через ВЦИК постановление о “шефстве” — практика создания “образцово-показательных” объектов хорошо себя зарекомендовала, а жилья нам придется возводить много.
Кое-что за последние лет десять-двенадцать сделало Жилищное общество, но на всю страну этого никак не хватало. Некоторые горячие головы предлагали уплотнять буржуев, и вселять на их место рабочих, но буржуев-то мало, а рабочих много… Создание коммуналок в бывших доходных домах мне очень и очень не нравилось даже как временная мера. Посчитали, прослезились и пошли по привычному кооперативному пути — приняли программу государственной поддержки. “Буржуев” же профессорского, преподавательского и научного сословий вообще освободили от уплотнений-подселений — ну, разве что сами возжелают. И, кстати, таких возжелавших было немало, у многих приезжали молодые родственники учиться.
Естественно, когда на заводах заходила речь о создании строительного кооператива, горлопаны требовали отнять и вселить. Крикунам молча выдавали ордера на комнаты в конфискованных квартирах, а в довесок все квитанции с ценами — за воду, за электричество, за отопление, добавляли стоимость переезда и расчет времени на дорогу от дома до работы. По всему получалось, что новое жилье-то попросторнее будет, но вот содержать его, а тем более каждодневно мотаться из центра города на окраинный завод — так себе удовольствие. Тех, кто продолжал стоять на своем, селили вместе, эдакими вороньими слободками. Милиция, конечно, выла: публика там подбиралась специфическая. Скандалы через день, драки еженедельно… Что поделать — после гражданской войны нервы у народа завсегда расшатываются. Большинство же остальных “страждущих” после осмотра
Вот в Иваново-Вознесенске и обкатывали “соцгородок”. С водопроводом, канализацией, центральным отоплением, школой, клубом, больничкой, трамвайной линией и даже магазинами Коопторга. По единому плану, как цельный архитектурный комплекс. Ради такого дела поставили даже заводик — колонны и балки лить. И пенобетонные блоки. И шиферные листы. Работы хватит: домов сто пятьдесят штук, каркас в четыре этажа, а закончат здесь — и другие кооперативы подтянутся. Не останется завод без дела, да и технологию отработаем.
В нерасселенных покамест казармах и бараках тоже старались жизнь улучшить. Если в городе планировали ГЭС или ТЭС, то обязательно предусматривали электрификацию жилья. На паровозных и котельных заводах штамповали дровяные водонагреватели, которые можно было на любую кухню воткнуть. Городским Советам выдавали субсидии на прокладку водопровода и канализации.
Так дело пойдет — лет за пятнадцать, если расчеты верны, управимся. И тогда за решение жилищной и продовольственной проблем мне положены два конных памятника в золоте. Можно один, но на двух конях и с мастерком вместо сабли.
Пока я витал в эмпиреях, архитекторы углубились в план и елозили по нему карандашиками, а я оглядывал первый дом с образцовыми, по нашей старинной практике, квартирами. И даже сейчас, в будний день, там топтались зрители.
— Как баре жить будут… — завистливо повела остреньким носом бабенка в синем платке, выходя из подъезда.
— А тебе кто мешает сваво уболтать? — пихнула ее локтем товарка в платке зеленом. — В каперацию вход свободный.
— Упертый он, а чуть что — по морде.
— А ты его скалкой, развод и девичья фамилия! Мы нынче свободны люди, граждане Республики!
Только я собрался влезть в разговор с расспросами, как на стройку во весь опор влетел посыльный с поезда ВЦИК, осадил коня, крутнулся и, углядев меня, уже шагом двинулся в нашу сторону.
— Депеша из Москвы! — свесился он с седла, обдав меня запахом конского пота, кожаной сбруи и сапожной ваксы.
Под заинтересованными взглядами архитекторов и строителей я пробежал глазами неровно наклеенные обрывки телеграфной ленты. И ведь не удержались бы хоть краем глаза подглядеть, что там товарищу Скамову пишут, но у меня за спиной два охранника сурово зыркали по сторонам и всем своим видом показывали, что ни-ни, даже не думайте.
— Хорошие новости, товарищи! — не стал я томить. — Западный фронт взял Варшаву, чехи объявили, что атакуют поляков, если те не признают сложившиеся границы в Тешине. Так что паны запросили перемирия. Конец войне.
Можно было еще усилить общую радость тем, что мира запросили совсем другие паны, но я пока промолчал — неизвестно еще, как там обернется. Власть в ходе переворота СДКПиЛ, ППС-левица и близкие к Союзу Труда группы и партии взяли, а вот удержат ли… Посмотрим. И поможем.
***