Предсказание для адвоката
Шрифт:
– Андрея? Но он-то здесь при чем?
– Андрей Сергеевич – член комиссии по врачебной этике. Разве вы не в курсе? Журналистка твердила о злоупотреблениях некоего врача, который якобы делал пластические операции пациентам-преступникам. Ну, для того, чтобы они могли скрыться от правосудия. Ерунда, конечно…
– А может, и не ерунда, – задумчиво произнесла Лиза.
– Да бросьте! Будете чай? У меня есть батон и варенье. Ну куда же вы, Елизавета Германовна?
Дубровская направилась к двери, даже не потрудившись ответить на заманчивое приглашение
Вот как, значит. В погоне за убийцей Лиза как-то выпустила из виду самое начало криминальной драмы. Устранение Стефании и Эммы являлось всего лишь ужасным продолжением иных преступлений. Подпольная киноиндустрия поставляла на черный рынок дорогостоящий товар – «мокрое видео». Погибшая журналистка, завладев образцом криминального творчества – кассетой, провела собственное расследование. Она имела неосторожность подключить к этому делу свою подругу. Их самодеятельность оказалась роковой. Обе девушки погибли, но преступник остался на свободе.
Если представить, что убийцей был… о господи, прости… был Андрей, значит, он имел отношение к киноиндустрии. Что за бред? Что ее муж смыслит в кино?
Хотя, как оказалось в последнее время, она многое не знала из его жизни. Что стоит эта удаленная Греком родинка? А комиссия по врачебной этике, о которой упомянул сегодня следователь? А путешествие в «Пряхино» и флирт с журналисткой? Он, оказывается, давал интервью на телевидении, а потом зализывал раны неудачного выступления в чужой постели. А если пойти дальше и вспомнить крадущиеся шаги в тиши их дома, перевернутые вещи и исчезающие документы? Да, она выглядела как последняя идиотка, выдвигая против него обвинения в любовной связи с горничной. Он отмел их одним движением пальца. Но ведь она не ошибалась, когда в проеме спальной комнаты видела убегающую тень. Призраки не открывают окон и не разбивают ламп. Их шаги неслышны, а движения неуловимы. Они бесплотны и не носят темно-синих пижам.
Можно обвинить ее в излишней эмоциональности и подозрительности. Но ведь ее глаза видели ту самую пижаму в шкафу горничной. Она собственными руками трогала гладкий шелк и понимала, что ошибка исключена. Андрей тогда поднял ее на смех, как обыкновенную ревнивую женщину, собирающую компромат на своего мужа. Но ведь она видела пустую бутылку из-под вина и два бокала – красноречивые свидетели ночного застолья. Кроме этого, была еще незапланированная поездка в город на всю ночь и неожиданное раннее возвращение.
Интересно, как отреагируют домочадцы, если она заявит им, что в ее лечебную настойку подмешан яд? Должно быть, отправят прямиком в сумасшедший дом, где ей поставят диагноз «мания преследования». Ольга Сергеевна вздохнет с облегчением. Она никогда не одобряла выбор собственного сына. Прислуга перемоет ей косточки. «Неудивительно. Она всегда казалась странной», – скажет кухарка. «Верно. Верно, – усмехнется дворник. – Вот какими они бывают, дамочки из благородных семей. Хуже наших деревенских девок, ей-богу!»
Внезапно Дубровская
Елизавета усилием воли подавила в себе этот порыв. Не стоило поддаваться минутной слабости. Конечно, она уйдет, но только раньше она выяснит все то, что долгое время творилось за ее спиной.
Она уже знала, как начать. Ее главная приманка – это кассета…
Вечер шел своим чередом. Ольга Сергеевна вязала свой бесконечный свитер. Андрей и Полина сражались в шашки. Лиза сидела в кресле, наблюдая, как Ян переворачивает кочергой березовые чурки в камине.
Огонь весело полыхал, отбрасывая на лица домочадцев оранжевые блики. За окном бушевала метель, и в любой другой вечер Дубровской бы доставило удовольствие провести время в кругу близких людей. Она сидела бы в этом же кресле с чашечкой чая в руках и ловила бы исходящее от камина тепло. Свекровь рассказывала бы свою очередную поучительную историю, а Андрей тайком строил бы ей уморительные рожи. Но все поменялось. Нет теперь уютного теплого дома. Нет больше близких людей. Поэтому она напряжена, как пружина, и только ждет подходящего момента, чтобы выставить заранее подготовленную ловушку.
– Одиннадцать часов, – констатировала свекровь, откладывая в сторону вязанье. – Пора готовиться ко сну. Лиза, ты идешь?
«Странно, что она спрашивает об этом меня. Точно я маленький ребенок, случайно затесавшийся во взрослую компанию, – с обидой подумала Дубровская. – А как насчет ее сына? Впрочем, о нем можно не беспокоиться. Он чувствует себя превосходно в обществе Полины и даже не думает о сне».
– Да, Лиза, иди, – вскользь заметил Андрей, делая очередной ход. – Я скоро буду.
В другой раз Лиза бы непременно отказалась от такой вежливой заботы. Но сегодня был другой случай.
– Да, действительно, – сказала она своим обычным тоном, приподнимаясь с кресла. – Я хочу сегодня пораньше лечь. Мне предстоит завтра долгий день.
Никакой реакции, ни малейшего интереса. Словно она обращалась к березовым чуркам в камине.
– Я собираюсь завтра в прокуратуру, – бросила она первый козырь.
– А что, у тебя новое дело? – без особого интереса спросил Андрей, не отрываясь от шашечной доски.
– Лучше бы ты сходила к врачу, – недовольно заявила свекровь. – В последнее время ты выглядишь неважно.
– Может, я так и поступлю, но только не завтра, – согласилась Лиза. – Завтра у меня важный разговор со следователем.
Она направилась к лестнице и, словно вспомнив что-то, в последний момент обернулась:
– В кабинете на столе лежит очень важная кассета. Большая просьба ее не трогать. Она пригодится мне в прокуратуре.
Похоже, ее слова слышал только Ян. Он сочувственно смотрел на свою хозяйку, словно извиняясь за вопиющее невнимание к ней со стороны домочадцев.