Предсказание

Андреева Юлия Игоревна

– Как там дела с очисткой каналов? – Ольга тряхнула головой, отгоняя неуместную влюбленность и подошла к Сергею. – Я подумала, Бог знает, что там, на дне можно найти, так что пришли-ка нескольких антикваров и охрану, глупо бросать мясо. Потом мне нужна бригада мастеров в квартиру, можно тех, что делали ремонт в прошлый раз. А вообще, как дела?

Вслед за Чудовищем и охраной они поднялись наверх, где их встречала здоровая и вполне счастливая Лада.

– Ты зачем встала?! – накинулась на сестру Ольга. – Осложнений хочешь?! А ну, быстро в кровать!

– Ничего не будет, – навстречу гостям вышли улыбающийся Питер и сын Агасфера. Питер помог Ольге снять куртку.

– Проходите, у нас хорошие новости, – приветствовала гостей Руфь.

Как зачарованные,

Сергей и Шлиман последовали за влюбленной парой. По случаю прибытия гостей, коридор Агасферской квартиры заметно расширился, и на стенах появились шестирожковые канделябры с электрическими свечками. Одетая в длинное ситцевое платье и меховую телогрейку Руфь помогала Чудовищу развешивать в шкафу вещи Ольги и Алексея, для которых были предоставлены пара смежных комнат, для большего удобства гостей оснащенные компьютерами, телефоном и факсом. В комнате справа от Ольгиных апартаментов разместилась охрана, а слева располагалась берлога самого Чудовища, от которой он, однако, готов был отказаться в надежде, что ему позволят спать на коврике у двери своей госпожи.

Алешка бегал по всей квартире, открывая одну за другой попадающиеся ему на пути двери, которых, к радости ребенка, становилось все больше и больше.

Глава 36

Наконец, все собрались на кухне возле огромного капустного пирога, который подавала на стол Руфь. Ольга вкратце рассказала о бое в ее квартире, ранении Агасфера и последующем предложении сил Тьмы и, улучив мгновение, когда мужчины занялись обсуждением деталей сражения, мигнула сестре, мол, нужно пошептаться. Вместе они вышли в соседнюю еще пустую комнату.

– Что произошло? Как ты выкарабкалась? – набросилась она на Ладу. – Утром спрашиваю о твоем здоровье, – говорят, ты при смерти, а сейчас цветешь и пахнешь.

– Так ведь Агасфер, Питер, Боги и духи! Сама-то сообрази, для них же законы не писаны!

Ольга пожала плечами:

– Может, и не писаны, но еще вчера ты…

– Вчера – другое дело, и Агасфер ничего такого не собирался. Думал, что я сама выберусь. А сегодня, когда совсем плохо стало, он возьми да и раздобудь мне лекарство.

– Какое лекарство? – Ольга вцепилась в локоть сестры, и одновременно оттянула ворот платья, обнажая плечо. Белый затянувшийся шрам смотрелся как след на мраморе.

– Да я по чем знаю, какое. На вкус так вода водой, Агасфер мне его в чаше такой старой принес, деревянной. Я еще подумала, Руфь мне питье приносила в кружке или стакане, а он в чаше.

– Как выглядела чаша?! – между сестрами буквально вклинился Сергей. – Деревянная чаша?

– Ну да, деревянная, круглая, совсем черная. Выглядит как орех или…

– А как он тебе сам объяснил, что ты пила?

– Ничего не объяснял. Когда он что-нибудь объяснял? Сказал, пей, я и выпила.

– А потом что?! – Сергей неожиданно перешел на крик. – Какое действие? Что ты почувствовала?

– Потом я вырубилась, – Лада вздохнула. – Боль прошла, я откинулась на подушки, расслабилась. Кайф. Столько времени боль да стихи, кровь, и снова стихи. Образы всякие, рыцари, дамы, крестовые походы, алхимики, вся история от распятья до наших дней, и все это через меня течет лавиной. И не говорить не могу. Замолчишь – так оно тебя словно изнутри разрывает. Стихи, проза, потом снова стихи, проза, потом стихи переходящие в прозу, потом проза, которую можно петь, точно стихи. Вот, например, послушай, она достала из кармана листок и выразительно начала читать:

Питер – пиитов градПитер – пиитов град. Рифмопад в сияющую своими белостишьями призрачную ночь. Петербургскую ночь с ее обнаженными и полуобнаженными богинями в Летнем саду, с ее ступенями на спусках к воде, словно приглашающих продолжить свое знакомство с городом по его водным магистралям. По рекам с отражением все того же Питера.Поэтического

города, энергетического центра земли, месте силы пиитов.Здесь они кормятся от сосцов Большой Медведицы, крестятся то Южным, то Северным Крестами, шепчут, ругаются, ворожат. Поэты заполняют этот город сверху донизу, шелестят страницами, скрипят перьями, щелкают на клавиатурах компьютеров.Поэты любят этот город, и город любит свих поэтов. Не материнской всепобеждающей, всепрощающей любовью и нежностью, а так, как может любить ревнивый, закомплексованный невротик. – Лада усмехнулась, покосившись на притихшего в дверях Питера, – а так как может любить ревнивый, закомплексованный невротик, желающий чтобы предмет его воздыханий – поэт – принадлежал единственно ему. Чтобы сопереживал, вникал и поклонялся этому извергу – городу, построенному вопреки логике и здравому смыслу, а основываясь единственно только на поэтических видениях, мистических откровениях, на снах, бреде. Да по причине, чтобы было красиво…Это Блок его заколдовал белыми ночами, это Достоевский припечатал непонятными страхами, клаустрофобией доходных домов, сквозными ранами переулков. Это Гоголь наложил на него заклятье любви и восторга, и Геннадий Алексеев показал лазейки, сквозь которые можно вдруг скользнуть в прошлое, где ждет тебя любовь единственная.Питер – пиитов град, со всеми своими статуями, песнями и спешащими куда-то прототипами будущих, еще не воплощенных, не сотворенных в этом мире героев.Питер – болезнь моя, мечта, надежда и отрада.

– Лада. Любовь моя единственная, – Питер обнял Ладу, оторвав ее от земли и закружив по комнате.

Значит, старая чаша? Древняя? – Сергей встряхнул Ладу за плечи, отрывая ее от любимого.

– Полно тебе, оставь ее! – Шлиман схватил Сергея за руки и оттащил в сторону. – Она-то здесь при чем? Ей дали, она выпила. Какие претензии?

К ней никаких, но вот к тебе, к Агасферу, вообще ко всей этой вашей веселой компании! – Сергей вырвался, и со всей силы съездил приятеля по щеке. – Ты мог бы мне и сказать, что у Агасфера хранится Святой Грааль! Или вы считали, что я похищу его у вас? Или?..

– Какой еще Грааль? В чем тут вообще дело? – Ольга переводила взгляд со Шлимана на своего прежде тихого и спокойного, а теперь точно сорвавшегося с цепи заместителя.

– А вот такой, после которого твоя сестренка будет жить-поживать, да добра наживать, детей своих переживет, внуков. Ты, я сдохнем, – а она будет молодой и прекрасной. Вот какой!

Рядом с Ольгой тихо и веско вырос Чудовище. Оценив ситуацию, он сгреб тощего Сергея и, как куклу, дотащил его до кухни и, бросив в пустое кресло, встал рядом.

Ольга и Лада исподлобья смотрели друг на друга, Шлиман взял со стола свою чашку и, отхлебнув остывшего чаю, обвел присутствующих изучающим взглядом.

– Ты, – обратился он к Питеру, – знал?

– Тогда не знал, а потом догадался, – он подошел к Ладе и обнял ее за талию.

– А про то, что Грааль у Агасфера раньше слышал?

– То, что он в городе, чувствовал, а у кого – какое мне до этого дело? Что я вам рыцарь?

– Да уж не дай Бог, кто-нибудь из рыцарей прослышит… – Шлиман посмотрел на все еще кипящего возмущением Сергея. – Да, я знал, что Грааль в Питере, знал, что он у Агасфера. Но только ты тут родной, при чем? Бессмертие просто так не дается, – он встретился глазами с Ладой и покраснел. – То есть, не всем. Ты, например, избрал судьбу алхимика, при чем же здесь Святой Грааль? Расти философский камень, копайся в формулах, вызывай души давно умерших адептов, делай что-нибудь! Рыцари, которые сделались бессмертными через Грааль, оставались при нем служить, потому что не нуждались больше в его силе и защищали святыню от недостойных. Агасферу доверили Грааль, потому что он не мог им воспользоваться.