Предсказание
Шрифт:
Похоже, мадемуазель де Сент-Андре приняла человека в плаще за принца де Конде.
И ошибка эта была вполне естественной.
Мадемуазель де Сент-Андре прекрасно знала о визитах инкогнито, которые в течение трех месяцев наносил принц под ее окна; однако она остереглась сказать об этом принцу: заявить о том, как она за ним наблюдала, было бы равносильно признанию, что она вот уже три месяца тайно интересуется им, хотя на словах она отвергала его.
Итак, мадемуазель де Сент-Андре подумала, что на берегу
И потому вид принца, будто бы прогуливающегося по набережной, в то время как она страшилась его прихода в Лувр, был самым утешительным зрелищем, какое могла подарить ей луна, бледная и меланхоличная подруга влюбленных.
Мы же поспешим сообщить нашим читателям, прекрасно понимающим, что принц, не обладая даром быть вездесущим, не мог, конечно, одновременно находиться снаружи и внутри Лувра, то есть на берегу реки и под кроватью, — так вот, поспешим сообщить, кто же именно был этот завернувшийся в плащ человек, кого мадемуазель де Сент-Андре приняла за принца, по ее мнению стучавшего зубами от холода на берегу.
А человек этот был уже знакомый нам гугенот, наш шотландец Роберт Стюарт: он узнал, что, вместо того чтобы дать положительный ответ на его письмо, господа из парламента уже целый день занимаются приготовлениями к казни Анн Дюбура, назначенной на завтра или на послезавтра. Итак, это был Роберт Стюарт, рискнувший предпринять вторую попытку спасти осужденного.
И вот, во исполнение принятого решения, как раз в тот момент, когда на устах у девушки появилась злобная усмешка, он у нее на глазах, стоя на берегу, вынул руку из-под плаща и сделал жест, принятый девушкой за угрожающий, после чего быстро удалился.
Через мгновение она услышала тот же звук, что и накануне, то есть звон разбившегося стекла.
— Ах, — воскликнула девушка, — это не он!
И розы улыбки тотчас же исчезли под фиалками кожи.
О, на этот раз дрожь ее была неподдельной, и не от удовольствия, а от страха; закрыв штору, она, бледная, шатающейся походкой вернулась к дивану и откинулась на его спинку, а ведь еще несколько минут назад она полулежала в томном ожидании.
Как и накануне, разбито было одно из окон в апартаментах маршала де Сент-Андре.
Только на этот раз было выбрано окно, выходящее прямо на Сену; однако оно тоже принадлежало апартаментам ее отца.
Ну а если, как накануне, маршал, будучи все еще на ногах или отойдя ко сну, но внезапно разбуженный, постучит в дверь спальни девушки и не услышит ответа, что тогда произойдет?
А она находилась здесь, дрожащая, напуганная, чуть ли не в обмороке (к величайшему удивлению принца, не зная, в чем причина, он, тем не менее, заметил резкую перемену в выражении лица девушки, впавшей в состояние полной расслабленности, когда любая перемена лучше нынешнего состояния), как вдруг дверь отворилась и в зал торопливо вошла Лану.
Выражение лица у нее было почти таким же озабоченным, как и у девушки.
— О Лану! — воскликнула та. — Ты знаешь, что случилось?
— Нет, мадемуазель, — ответила сводня, — но догадываюсь, что нечто ужасное, ибо вы бледны как смерть.
— Да, ужасное, и потому мне надо, чтобы ты тотчас же проводила меня к отцу.
— А в чем дело, мадемуазель?
— Ты знаешь, что произошло вчера в полночь?
— Мадемуазель имеет в виду камень, что был вложен в записку, содержащую угрозы королю?
— Да. Так вот, Лану, это опять случилось: мужчина — без сомнения, тот же самый, хотя я и приняла его за принца де Конде, — только что кинул камень и, как и вчера, разбил стекло в одном из окон маршала.
— И вы перепугались?
— Понимаешь, Лану, я действительно перепугалась, опасаясь, как бы отец не постучал ко мне в дверь или от подозрительности, или от беспокойства; не услышав ответа, он может открыть дверь и увидеть, что комната пуста.
— О, если вы боитесь именно этого, мадемуазель, — сказала Лану, — то успокойтесь.
— Почему?
— Ваш отец у королевы Екатерины.
— У королевы в час ночи?
— Ах, мадемуазель, произошло ужасное несчастье.
— В чем дело?
— Сегодня их величества ездили на охоту.
— Ну и что?
— А то, мадемуазель, что лошадь маленькой королевы (так звали Марию Стюарт) понесла, ее величество упала, а поскольку она беременна на третьем месяце, то опасаются, не ушиблась ли она.
— О Господи!
— Так что весь двор не спит.
— Понимаю.
— И все фрейлины либо в приемной, либо у королевы-матери.
— И ты не могла меня заранее предупредить, Лану?
— Я сама об этом только что узнала, мадемуазель, и пришла сразу же, как только удостоверилась, что это правда.
— Значит, ты его видела?
— Кого?
— Его.
— Само собой разумеется.
— Ну и что?
— А то, мадемуазель, что свидание придется перенести; сами понимаете, что в такой момент он не может отлучиться.
— Перенести на какой день?
— На завтра.
— Где?
— Здесь.
— В тот же час?
— В тот же час.
— Тогда пошли отсюда побыстрее, Лану.
— Вот именно, мадемуазель; только позвольте мне сначала погасить свечи.
— Получается, — воскликнула девушка, — будто злые силы ополчились против нас!
— А вот и нет! — проговорила Лану, гася последнюю свечку. — Все как раз наоборот.
— Почему наоборот? — спросила из коридора мадемуазель де Сент-Андре.
— Да потому, что это происшествие предоставляет вам свободу.
Она вышла вслед за мадемуазель де Сент-Андре, и вскоре звук шагов девушки и ее спутницы потонул в глубине коридора.