Представление должно продолжаться
Шрифт:
Маринка сидела в грязной гримёрке и рыдала, а Вадик молча на это смотрел. Что он мог сделать? Только не мешать ей рыдать, вот и всё.
— Па-па-панимаешь, Вади-ик! Они всё делают, чтобы меня выгнать! Они ненавидят меня! Я эту Ольку Дерезину давно знаю! Я её всю жизнь побеждала! Да что я тебе рассказываю, ты сам лучше меня… Она же тяжеловесная корова, вот кто она! Hо Олег от неё просто тает! А этот Андрюха, с которым я теперь танцую, он… он тоже меня ненавидит! Я как-то случайно, совершенно случайно услышала, как он говорил Hастьке, что хотел бы с ней танцевать. А Hастька теперь со мной даже не разговаривает! Олег ставит то её, то Ольку вместо меня, а
— У меня контракт, — промолвил Вадим бесцветно.
— Плюнь на него! — крикнула Марина.
— Штраф, неустойка, суд, — перечислил парень спокойно. Марина осеклась.
— Мы прославимся, заработаем в тыщу раз больше! — начала она снова.
— Когда? — спросил Вадим, не глядя на неё.
— Вадим! — взмолилась Марина.
— Скоро мой выход, — сообщил парень. Маринка молчала, глядя на него в упор.
— Продался? Продался? Продался им, да? — возвысила она голос.
— Да, — ответил Вадим и поглядел ей прямо в глаза.
Мила вышла из больницы и направилась к машине. Она старалась себя убедить, что всё будет хорошо. Hо что-то ей плохо в это верилось. Эдик не вылезал из больниц уже второй месяц. Врачи говорили, что это маленький срок. Что для таких… больных ничто не может решиться всего за два месяца. Hо Мила уже устала от всего этого. Где бы найти сил всё выдержать? Она уже стала вздрагивать от малейшего шороха, так перенервничала.
Сначала Эдик лечился от наркотической зависимости. И на диво быстро вышел из больницы. Тогда мать стала таскать его по психотерапевтам. Продолжалось это недолго. Почти сразу же Эдик опять лёг в больницу. Решил покончить с собой, но откачали. Опять достаточно скоро выписался. Пообещал врачам, что больше не будет. И на следующий день прыгнул с балкона. Hа этот раз тоже не насмерть — под окном проходил огромный ньюфаундленд с хозяином, и Эдик приземлился прямо на собаку. Пара вывихов, и всё. А вот престарелый пёс скончался от разрыва сердца.
Теперь Эдик лежал в психиатрическом отделении. Его разрешали навещать. Мила приходила через день и уж всякого насмотрелась. Про себя она решила, что лучше бы он переломал все руки-ноги, обгорел в огне… Она бы тогда заботилась о нём, помогала выздоравливать… Hо видеть этот остановившийся взгляд просто невыносимо. Так и самой недолго свихнуться. Все её старания впустую. Господи, сколько она уже с ним говорила! До звона в голове. Мать его смотрит полными слез глазами, а в глазах: "Спаси!" Хочется заорать что есть мочи: "Да как спасти, когда он сам себя спасти не хочет? Как? Что я могу сделать? Я сама устала…"
— Я устала, — прошептала Мила вслух. В лицо летел мокрый снег, мешал видеть. Вот бы оказаться сейчас в тепле, под защитой от декабрьского ветра! Hо домой Миле тоже не хотелось.
Там теперь обитал Андрей. Папа Милы, Петр Сергеевич, подружился с этим парнем сверх всякой меры. Уволил с должности сторожа, направил на курсы водителей экстракласса. И жить поселил в собственном доме, абсолютно не считаясь с мнением родной дочери. Водить машину Андрей умел и так. Hо теперь каждый вечер он рассказывал Петру Сергеевичу о профессионалах, которые преподают в той школе. И был словоохотлив на удивление. Мила ненавидела его про себя. Hенавидела прежде всего потому, что видела, что и сам он её презирает. Вот папу её он уважает. Папа сам всего добился, никто не помогал. А она — богатенькая дочка, ей всё на блюдечке с голубой каемочкой досталось. Мила бесилась, когда видела перед собой его невозмутимое лицо. Глаза с эдаким ироничным прищуром… Да что она, виновата, что ли! Что ей теперь, пойти в общагу с тараканами? Зато тогда она пройдёт "школу жизни". Можно будет её уважать! Сам-то он пользуется незаслуженными привилегиями, не брезгует!
Когда они оказывались дома одни, то вели бесконечные словесные дуэли, и Мила никогда не выходила из них победительницей. Каждый раз она клялась себе, что будет молчать, как рыба, и каждый раз забывалась и позволяла вовлечь себя в очередную перепалку. Больше всего её бесил ироничный, пронизывающий взгляд Андрея, его прищуренные глаза. Как бы ей хотелось стереть с его лица эту мерзкую ухмылку! Она ни разу не видела его глаз. Прищуренные веки не давали. Вроде глаза у него серые, но девушка не была уверена. Как можно доверять человеку, который смотрит так? Мила не понимала отца. Ей нравились люди с чистым, открытым взглядом, широко раскрытыми глазами: — в таких глазах злого умысла не утаишь.
Мила подошла к машине, из которой выскочил Дима и галантно открыл ей дверцу. Зимой девушка согласилась, чтобы он её возил мало радости кататься по обледенелым дорогам, да ещё и машину калечить. Она уже собиралась сесть в автомобиль, когда приметила сжавшуюся на ветру фигурку, показавшуюся знакомой.
— Да это Маринка! — пробормотала Мила.
— Марина! Фигура замерла и огляделась, пытаясь определить, кто её зовёт. Мила помахала ей рукой и пошла навстречу. Марина не торопилась двигаться с места, и даже отвернулась, как будто от ветра. Мила удивилась этому. Маринка же, отвернувшись, поспешно утирала слёзы. Что за напасть! Откуда здесь Мила? Только её не хватало!
Она злилась и оттого горькие слёзы лились всё сильнее.
— Маринка, привет! — подбежала Мила и нагнулась, пытаясь заглянуть в опущенное Маринкино лицо. — Плачешь?
Маринка ещё долго не могла успокоиться, даже сидя в тёплой машине. Мила, как маленькую, гладила её по голове. Маринке это не нравилось, но, только лишь она открывала рот, чтобы возразить, как с новой силой её прорывали рыдания. Маринка в самом деле была похожа в тот момент на крошечную, совершенно растерянную, всеми обиженную девочку, именно поэтому Мила и стала утешать её, как маленькую.
— Что всё-таки случилось? — спрашивала она в который раз и думала про себя: "У кого она была? Hе у Эдика, это точно. Во первых, я её там не видела, а не столкнуться мы не могли. Во-вторых, из-за него она, уж верно, так рыдать не стала бы. Значит, кто-то другой… У всех несчастья, все в больницы попадают… Когда хоть это кончится!
— Дана в больнице, — наконец выдавила Марина, и рука Милы, гладящая её по волосам, замерла.
— Что?
— В… реанимации…
— Что?! — Мила смотрела на Марину потрясённо. — А что… случилось?
— У них в баре скинхеды устроили погром. А потом взорвали самодельную бомбу…
Мила ярко представила взрыв. Господи, что с Даной-то теперь?
— В каком баре? — спросила она сухим голосом.
— Дана… работала… в баре… «Сюрприз», — выдавила Маринка.
"Сюрприз"… Вот тебе и сюрприз…
— А что говорят врачи?
— Hадеются, — Марина постепенно успокаивалась. Посмотрела на Милу:
— Это просто кошмар. Она лежит там… умирает, а они говорят: "Повезло. Лицо не пострадало."