Представление себя другим в повседневной жизни
Шрифт:
И, возможно, наиболее важно отметить, что ложное впечатление, поддерживаемое индивидом в какой-то одной из его рутинных партий способно стать угрозой отношению или роли как целому, только частью которого является данная рутина, ибо позорное разоблачение даже в одной области деятельности индивида ставит под сомнение многие другие области, где ему может быть даже нечего скрывать. Подобно этому, даже если индивид должен скрывать во время исполнения всего лишь один секрет и вероятность разоблачения реальна только при особом повороте событий или разговоров в ходе представления, — даже при этих условиях вполне возможно, что исполнитель будет тревожиться за успех всего выступления.
В предыдущих разделах этой главы читателю были предложены некоторые общие характеристики человеческого исполнения: деятельность, ориентированная на чисто рабочие задачи, тяготеет к превращению в деятельность, ориентированную на задачи коммуникации; передний план, который представляет определенную рутинную деятельность, по всей вероятности, подойдет также и для других, несколько отличающихся рутин и потому, наверно, не подойдет в полной мере ни к какой конкретной рутине; для поддержания рабочего согласия в исполнении необходим достаточный уровень самоконтроля; неизбежное
Хотя можно и дальше придерживаться здравой идеи, что насаждаемые видимости могут быть развенчаны диссонирующей реальностью, часто нет причин полагать, будто факты, расходящиеся с насаждаемым впечатлением, являются более реальной реальностью, чем та реальность, которую они ставят под сомнение. Циничный взгляд с позиций обыденных исполнений может быть таким же односторонним, как и точка зрения самого исполнителя. Для многих социологических проблем, возможно, даже и не нужно решать, что более реально: то ли созидаемое в исполнении впечатление, то ли впечатление, от которого исполнитель пытается оградить публику. Принципиальное социологическое соображение (по меньшей мере, для этой работы) сводится попросту к тому, что впечатления, созидаемые в обыденных представлениях, подвержены разрушению. Социолог хочет знать, какого рода впечатления от реальности способны потрясти воспитанное впечатление о реальности, а вопрос о том, что же такое реальность практически, можно оставить другим ученым. Для социолога интересен вопрос «Каким образом возможен подрыв доверия к данному впечатлению?» — и это совсем не то же самое что вопрос «Каким образом данное впечатление становится ложным?».
После всего сказанного, можно вернуться к пониманию того, что хотя представления, предлагаемые самозванцами и врунами, безнадежно лживы и этим отличаются от обычных представлений, обе разновидности похожи тем, что их исполнители должны заботиться о поддержании желаемого впечатления. Так, например, известно, что официальные кодексы поведения британских государственных служащих [96] и американских бейсбольных судей [97] обязывают их воздерживаться не только от незаконных «сделок», но и от невинных действий, могущих создать (ложное) впечатление, будто они вступили в такие сделки. Честный ли исполнитель рвется передать другим истину или бесчестный хочет внушить ложь — оба они должны позаботиться о живости и выразительности своих представлений, исключить из них все выражения, которые могли бы развенчать желанное впечатление, и быть осторожными, чтобы аудитория не приписывала их действиям непредусмотренных смыслов [98] . Поскольку существуют такие общие театральные условия, можно с пользой изучать совершенно фальшивые представления, чтобы понять свойства совершенно честных исполнений [99] .
96
Dale H.E. Op. cit.p. 103.
97
PineIIi B. Op. cit. p. 100.
98
Следует упомянуть одно исключение из этого сходства поведения различных индивидов, хотя оно не в пользу честных исполнителей. Как сказано ранее, обычные законопослушные исполнения склонны преувеличивать степень неповторимости конкретного исполнения рутинной партии. Напротив, полностью лживые исполнения могут усиленно выпячивать свою рутинность, чтобы усыпить подозрения.
99
Есть еще один резон для особого внимания к вопиюще бесчестным исполнениям и их представительским передним планам. Когда узнаешь, что фальшивые телевизионные антенны продаются людям, которые не имеют приемников, пакеты экзотических дорожных ярлыков — людям, безвылазно сидящим дома, накладные спицы и ступицы — владельцам автомобилей с обычными колесами, то эти факты явно говорят о показной, демонстрационно-выразительной функции предметов заведомо прагматического назначения. При изучении реальных вещей, то есть лиц с реально действующими антеннами и телевизорами и т. д., во многих случаях бывает трудно убедительно доказать показное назначение того, о чем заявляют как о спонтанном или практически необходимом действии.
В предыдущем изложении были описаны способы, какими в индивидуальном исполнении выпячиваются одни вещи и прячутся другие. Если посмотреть на восприятие как на форму контакта и общения между людьми, тогда контроль над воспринимаемым есть контроль над завязанным контактом, а ограничение и регулирование содержания показываемого есть также ограничение и регулирование контакта. Между информационными и ритуальными моментами существует некоторая связь. Неспособность регулировать информацию, потребляемую аудиторией, влечет возможный распад проецируемого определения ситуации; неспособность регулировать контакты означает возможное разложение ритуальной дисциплины исполнителя.
Широко распространено мнение, что ограничения на контакт, поддержание известной социальной дистанции между исполнителем и другими — это способ пробудить и поддерживать в публике некий благоговейный трепет, или как сказал Кеннет Берк, способ, которым аудиторию можно мистифицировать в отношении исполнителя. Иллюстрацией такого взгляда могут послужить рассуждения Ч. Кули:
Как долго человек сможет работать с другими людьми, представляя им ложную идею о себе, зависит от ряда обстоятельств. Как уже говорилось, сам человек может быть простым частным случаем без всякой определенной связи с общей идеей о нем — последняя является самостоятельным продуктом воображения. Работу воображения едва ли можно исключить там, где отсутствуют непосредственные контакты между лидерами и их последователями. Это частично объясняет, почему социальные авторитеты, особенно если они прикрывают внутреннюю личную слабость, всегда склонны окружать себя формальностями и искусственной таинственностью с целью предупредить фамильярно-панибратские отношения и тем дать шанс людскому воображению для идеализации носителей авторитета… Военные, например, отчетливо понимают, что для поддержания дисциплины в армии и на флоте совершенно необходимы те формальные отношения, которые отделяют командира от подчиненного и потому помогают добиваться безоговорочного повиновения последнего. Точно так же, как отмечает профессор Росс в своей работе о «социальном контроле», светские люди используют манеры преимущественно как средство самоприкрытия, и это самоприкрытие служит, среди прочих целей, сохранению своеобразной власти над непосвященным [100] .
100
Cooley Ch. Op. cit. p. 351.
Ф. Понсонби, давая совет королю Норвегии, придерживался той же теории:
Однажды вечером король Хаакон рассказал мне о своих затруднениях из-за республиканских наклонностей оппозиции и о том, каким осторожным он вынужден быть во всем что делает и говорит. В частности, он намеревался как можно больше выходить в народ и полагал, что его популярность возрастет, если он и королева Меуд вместо автомобиля будут пользоваться трамваями.
Я откровенно отвечал ему, как думал, что это было бы большой ошибкой, поскольку панибратство порождает лишь снисходительное пренебрежение. Как морской офицер, король должен бы знать, что капитан корабля никогда не ел вместе с другими офицерами, но держался в гордом отдалении. И это конечно же для того, чтобы пресечь всякую фамильярность в обращении с ними. Я посоветовал королю подняться на пьедестал и там оставаться. Тогда он мог бы при случае сходить с него без всякого вреда для своего достоинства. Народ не хочет короля, которого можно запросто похлопать по плечу, — он хочет чего-то возвышенно-неопределенного, вроде дельфийского оракула. Монархия в действительности всегда результат творческого воображения рядовых людей. Каждый человек любит иногда помечтать, что бы он сделал, если б был королем. Люди вкладывают в фигуру монарха все мыслимые добродетели и таланты. Поэтому они обречены на разочарование, если видят его ходящим по улицам подобно самому обыкновенному человеку [101] .
101
Ponsonby F. Ор. cit.
Логически крайний вывод, подразумеваемый теорией такого рода (независимо от ее фактической правильности или неправильности), требует совсем запретить аудитории смотреть на исполнителя, и временами, когда тот притязал на божественные качества и способности, это логическое умозаключение, по-видимому, становилось руководством к действию.
Несомненно, что в деле сохранения социальной дистанции аудитория сама часто будет сотрудничать с исполнителем, соблюдая правила вежливости, чтя и уважая сакральную цельность и честь, приписываемую исполнителю обществом. У Г. Зиммеля можно прочитать об этом следующее:
Действовать таким образом значит следовать чувству (которое возникает и в других случаях), что вокруг каждого человеческого существа имеется некая идеальная сфера. Несмотря на то, что она разнится по своей протяженности в различных направлениях и соответственно изменяется в зависимости от лица, с кем действующий индивид поддерживает отношения, она обладает одним неизменным свойством — в эту сферу нельзя вторгнуться, не разрушив тем самым личного достоинства индивида. Сферу такого рода образует вокруг человека его «честь». Язык очень тонко обозначает покушение на чью-нибудь честь выражением «зайти слишком далеко»: здесь радиус идеальной сферы отмеряет, так сказать, пограничную дистанцию, нарушение которой другим лицом оскорбляет нашу честь [102] .
102
The sociology of George Simmel / Transi and ed. by К.Н. Wolff. Glencoe (III). The Free Press. 1950, p. 321.
Сходная мысль есть у Дюркгейма:
Человеческая личность — вещь священная. Никто не в праве оскорблять ее или посягать на поставленные ею границы, хотя одновременно величайшим благом для нас является общение с другими [103] .
Отсюда надо сделать ясный вывод, вопреки подразумеваемым в рассуждениях Кули следствиям, что чувства известной благоговейной сдержанности и дистанции точно так же испытываются людьми (пусть не с одинаковой силой) по отношению к исполнителям равного или низшего статуса, как и к исполнителям сверхобычного статуса.
103
Durkheim E. Sociology and Philosophy / Transi by D.F. Pocock. L.: Cohen & West. 1953, p. 37.