Предтеча
Шрифт:
Что за ерунда лезет в голову?! Альхейм стыдился сам себя. Надо же, придуманные второпях колдуны пришли, чтобы уговорить его убить друга. Он и Чважи - последние слуги Повелителя, самого мудрого и дорогого, того, кто позволили городу существовать и растить детей и гулять ночами и… Опять чушь.
Альхейм тихонько сел. Смертоносцы никогда не спят, они лишь дремлют. Их сознание замедляется, но глаза продолжают следить за происходящим вокруг… Конечно, Чважи заметил, что он сел. Наверное, опять начнет следить за каждой мыслью. Не думать о колдунах! Этого еще не хватало. Как он ударил вчера лапой,
Но как думать, словно ты спишь?! Альхейм представил себя спящим, но действующим будто во сне. Он встал, и пошел, старательно изображая лунатика, к костру. Плавно, чтобы не разбудить сам себя, гвардеец нашарил на земле остатки ужина - голову он держал поднятой к небу, будто спал - и пожевал немного мяса. Чважи не шевелился.
Солгать, чтобы убить… Это же он сам, Альхейм, сказал, что ложь дана людям, чтобы выжить. Как же надо солгать, чтобы получить возможность… Спать, спать. Он спит. Все это ему лишь снится. Убить смертоносца. Это возможно, если удар достигнет мозга. Но как? Сверху прикрывающий головогрудь толстый слой хитина, его можно пробить копьем с размаху, но не сидя на спине паука. Топор лишь раздробит панцирь, не достанет до мозга. Чушь, никто не собирается убивать друга!
Альхейм закончил с мясом и принялся за лепешки, превратившиеся в сухари. Следовало напечь вчера новых, но Чважи своим нападением вывел воина из привычного распорядка. Оставшись один, человек неминуемо погибнет в этом лесу. Хищников нет, пока смертоносец отгоняет их, но когда его не станет, рядом появятся шатровики, скорпионы, огромные сороконожки, какие-нибудь еще, неизвестные гвардейцу твари. Это смерть, ему не отбиться от них…
Гвардеец представил, как скорпион вонзает в него свое жало. Обжигающая боль, достающая до самого сердца… Он содрогнулся, и вместе с ним вздрогнул смертоносец. Вздрогнул и поднялся.
"Ты уже готов?"
– Я очень хочу пить, Чважи. Воды совсем не осталось.
"Вода… Я же сказал, сегодня мы подойдем к озеру, если оно случится по дороге. От Ронсы нас сейчас отделяет болотистая местность, туда не пойду. Срежь ветку, как собирался, а я пока поем."
Смертоносец отправился к своей паутине, в которой уже жужжали несколько пойманных ранних мух и какие-то извивающиеся лесные твари. Альхейм трясущимися руками вытянул меч, с нескольких ударов срубил ветвь. На ней оказалось какое-то насекомое, незамеченное им в листве. Жук пополз прямо на гвардейца, угрожающе покачивая усиками, и тот в панике изрубил ярко-красное тело на куски.
– Почему они мне приснились, почему?
– шепотом спросил он у кусков хитина и внутренностей.
– Их не существует!
Никто не ответил. Осторожно осмотрев ветку, Альхейм вооружился ножом и стал срезать сучья. Надо на чем-то сосредоточиться, не думать о том, что произойдет в самое ближайшее время. Смертоносец сходит с ума, ну конечно… Может быть, они хотя бы успеют выйти из леса? Но все равно ему не одолеть паука, ведь невозможно солгать, поверив в свою ложь.
Думать будто во сне. Альхейм строгал и строгал, а мысли плавно плыли у него в голове, сами по себе. Они иногда сталкивались, пересекались,
"Ты многому научился, двуногий," - сказал Чважи с другого конца поляны, от паутины.
– "Наконец-то."
– О чем ты?
– медленно повернулся Альхейм.
"У тебя в голове наконец-то тихо. Совсем тихо. Я лишь ощущаю твое спокойствие."
– Да?
– гвардеец старался сохранить неожиданно найденное состояние.
– Я просто ни о чем не думаю Не думаю, что скажу в следующий миг, не думаю, что буду делать.
Паук не ответил. Альхейм подумал было, что от мыслей, которых он сам не слышит, нет никакого толку, но тут же заставил себя забыть про это, даже слегка шлепнул по лбу. Как бы то ни было, а рядом с Чважи сейчас лучше не думать совсем, чем думать о том, как его убить.
Когда восьмилапый закончил с едой и педантично сжевал паутину, Альхейм опять оседлал его. Чважи опять помог, закинув себе на спину тяжелую кожу, но сделал это не слишком аккуратно, так что гвардейцу пришлось побегать вокруг мощного тела, поправляя свое имущество. Затягивая ремни, он проползал между волосатых ног, а паук и не подумал расставить их пошире.
Он сходит с ума, опять подумал Альхейм и даже прикусил язык. Не думать, не думать! Мысли - это смерть.
"Ты прав, двуногий. Твоя смерть в твоих же мыслях. И вот эта мысль мне понравилась."
Еще два ремня оставались не застегнутыми, но смертоносец уже пошел. Альхейм побежал следом, барабаня по гулкому боку, потому что на ходу взобраться в седло не мог. Чважи приостановился, согнул лапы, позволяя человеку залезть себе на спину, и вдруг покачнулся, едва не упав прямо на гвардейца. Тот отскочил, врезавшись спиной в дерево.
– Чважи!!
"Я едва не придавил тебя? Что ж, не очень-то удобно жить на шести лапах… Ты опять испугался, это мерзко."
– Прости, просто все вышло очень неожиданно, - дрожащим голосом пояснил Альхейм и полез в седло.
– Я скорблю о твоих ранах, восьмилапый.
"Скорби лучше о том, что я еще жив. И виноват в этом ты. Куда мы идем, зачем? Гораздо проще умереть здесь, а тебя убить. Ты заслужил это, Альхейм. Куда больше, чем все, погибшие с Повелителем. Я не уберег его… Теперь мы не оставим потомства…"
Чважи шел по лесу, не очень-то выбирая дорогу, гвардейцу то и дело приходилось пригибаться, уворачиваясь от веток. Альхейму очень хотелось пить, но он старался не думать и об этом. Пусть мысли сами кувыркаются в голове, все это лишь сон, сон… И гвардеец видел кусочки этого сна.
Наяву ему снилось испытание. Тысячи юношей и девушек пришли на Дворцовую площадь, по сторонам которой выстроились сотни восьмилапых. Повелитель тогда находился в походе, испытание проводил Вагши, городской воевода. Люди подходили к нему по одному, и он заглядывал в их открытые души. Для кого-то это продолжалось лишь несколько мгновений, для других - неожиданно долго.
Чважи резко свернул, гвардеец покачнулся в седле и сам удивился, до чего ловко сохранил равновесие. Будто и не спал!