Префект
Шрифт:
– Не могу.
– Правда? Учти, я стою в метре от верховного префекта, в руке у меня активированный хлыст.
Клирмаунтин ответил не сразу:
– Дрейфус в другой части Блистающего Пояса. Через секунду сообщу вам координаты…
Мерсье поднялся на ноги, чувствуя, что отделался ушибами, коснулся подсыхающего пореза на шее и понял, что рана неглубока.
– И это неплохо, – съязвил Гаффни. – Я тут осмотрюсь, ладно? – Он дернул трубку, тянущуюся к шее Омонье. – Я что-то вытянул из Джейн. Не знаю, важно или нет.
– Шеридан!
– Спрашиваю
– В закрытом лагере на Глазе Марко…
– Неужели? Так, а этот катетер куда тянется? Да тут кровь течет! Даю тебе еще один шанс. На твоем месте я ухватился бы за него.
– Он улетел на Йеллоустон.
Гаффни кивнул:
– Пока ставлю тебе плюс. Куда именно он улетел? Только не ври, что его перепрятали в Город Бездны.
– На Девятую ПБ.
– Ммм, напомни мне, что это.
– Брошенный исследовательский центр американо, – беспомощно проговорил Клирмаунтин.
– Ну вот, это уже кое-что. Гастон, ты как, выделишь мне корабль? Лучше типа трансатмосферного корвета – разумеется, с топливом, оружием и чтобы автопилот знал координаты Девятой ПБ.
– Боюсь, это нереально, – ответил Клирмаунтин.
– Смотрите, еще одна трубка! В ней что-то водянистое. Это спинномозговая жидкость, да?
– Корветов на пусковой платформе нет. Все на заданиях.
– Согласен на катер, но по топливу и оружию компромиссов не будет. Да, еще планетарный скафандр подкиньте.
– Я… поговорю с Тиссеном.
– Не тяни, Гастон. Я отправляюсь на стыковочный узел и беру с собой гарантийный талон. – Гаффни выдернул из головы провода и катетеры. – У тебя минуты четыре, не больше.
Гаффни схватил голову Джейн Омонье со столика.
Дрейфус со Спарвером брели по холмам, покрытым метано-аммиачным льдом. Впереди плыли их тени, которые удлинялись по мере того, как оранжевое солнце Эпсилон Эридана катилось к горизонту у них за спиной, прожигая коричневато-желтые облака, согнанные местными ветрами в гряды странной анатомической формы. Впереди зловещее бордовое небо пульсировало от далеких электрических бурь. Прямо над головой оно было узловатым, как старая древесина, и творожистым, как кислое молоко.
– Не хотите поговорить о том документе? – поинтересовался Спарвер.
– Не особенно.
Дрейфус немного изменил курс, чтобы для маскировки максимально использовать валуны. Они уже прошли семь километров от точки приземления. Осталось примерно столько же. Скафандры с функцией усиления позволяли тратить минимум энергии, больше утомляла постоянная необходимость выбирать безопасный путь, чтобы и держаться устойчивых участков, и не попадаться на глаза «Головне».
– С тех пор как расстались с Пеллом, вы точно воды в рот набрали. Неужели не рады, что у Талии все благополучно?
– Конечно рад. Просто нет настроения болтать. Не забывай, я эскорт не заказывал.
– Не заказывали, а я есть. Тот документ связан с Часовщиком?
– А
– Что же в нем так поразило вас? С чем вы никак не можете справиться?
– Это касается только меня.
– Я должен быть в курсе, я же ваш помощник.
– У тебя есть допуск «Мантикора»?
– Нет, но и «Панголина» не было, а вы порой потчевали меня секретной информацией.
– Тут другое дело.
– Потому что оно касается Часовщика? Или потому что оно касается Тома Дрейфуса?
– Нам нужно меньше разговаривать.
– Нас не подслушают.
– Я о том, что полезно смотреть, куда идем. Провалишься под лед – не стану тратить время и вытаскивать.
– Вы такой заботливый!
Петляя между расселинами, они прошли еще как минимум километр, прежде чем Дрейфус заговорил снова.
– Я кое-что о себе выяснил. Всегда считал, что в том ЧП я не замешан, а теперь знаю, что был там. Я находился в СИИИ и непосредственно участвовал в инциденте с Часовщиком. Когда он вырвался из-под контроля, я либо прибыл навестить Валери, либо уже возвращался обратно.
– Вы не помните?
– Мне заблокировали воспоминания. Сейчас прочел документ, и они проясняются, но я по-прежнему вижу их как через толстое стекло.
– Зачем вам блокировали воспоминания? Из соображений безопасности?
– Не совсем. После тех событий мне не позволили бы нести полевую службу. Но если бы меня повысили до старшего префекта – а именно так собирались поступить, – проблем не возникло бы. Так что причина в другом, Спарвер. В тот день я принял решение, точнее, был вынужден его принять. Я просто не смог жить с содеянным.
– Какое решение?
– Я придумал, как спасти заблокированных в СИИИ, до которых Часовщик еще не добрался. Отсюда и задержка. Меня всегда интересовала шестичасовая пауза между освобождением Джейн и бомбардировкой. Теперь я знаю, что случилось.
– Вы их спасли?
Дрейфус молча двинулся дальше, шагов через десять остановился и ответил:
– Да, спас. Я спас их всех, и Валери в том числе.
Невыносимый холод, потом яркий свет. Омонье почувствовала себя невесомой. Неожиданно пришла мысль, что ничего не получилось и ее вместе со скарабеем вернули в отсек. От безысходности захотелось снова погрузиться в пучину забытья, из которого Джейн только что вынырнула, но тут она поняла, что скарабея нет. Омонье так привыкла к нему, что отсутствие его ощущала с болезненной остротой.
– Откройте глаза, – попросил доктор Демихов. – И не волнуйтесь, все будет в порядке.
– Неужели я спала?
– Да, впервые за одиннадцать лет. Простите, но разбудить вас было необходимо.
Возникла фигура в зеленом комбинезоне и маске на фоне зеленой же стерильной стены – над Омонье склонился доктор Демихов.
Она попыталась заговорить, но услышала грубую пародию на собственный голос, словно кто-то стоял рядом и читал ее мысли.
– Где я?
– В послеоперационной палате. Вы что-нибудь помните?