Преисподняя
Шрифт:
Он пробрался через толпу вверх по ступеням и вошел в средневековое здание. Тут имелись признаки и двадцатого века: национальные символы, включенные в рисунок мозаичного пола, на одном из витражей — портреты астронавтов, летавших на Луну. Если бы не это, можно было подумать, что сейчас самый разгар черной чумы.
Воздух наполнен запахом дыма и ладана, запахом потных тел и гнилых фруктов; от каменных стен отдается эхо молитв. Католическое «Конфитеор» и иудейский каддиш; призывы к Аллаху смешиваются с гимнами Аппалачских гор. Молитвы о Втором пришествии, об эре Водолея, о едином
Перед рассветом, помня о своем обещании Бранчу, Айк вернулся на перекресток Восемнадцатой авеню и улицы С. Сюда ему было велено явиться. Он присел на гранитные ступени и стал ждать девяти часов. Несмотря на предчувствие, Айк сказал себе, что возврата нет. Теперь его доброе имя в руках каких-то незнакомцев.
Солнце медленно вставало, величественным маршем надвигаясь на узкие ущелья небоскребов. Айк смотрел на свои следы, тающие на инее газона. Сердце у него упало.
Его переполнила печаль, ощущение предательства. Какое право имел он возвращаться в этот мир? Какое право имел мир возвращаться в него? Неожиданно собственное присутствие здесь, попытка оправдаться перед неизвестными людьми показалась ему страшной ошибкой. Зачем было сдаваться? Ну и что, если его признают виновным?
В какой-то миг, перебирая в уме всю жизнь, Айк вернулся к своему пленению. Никаких видимых образов. Великий вопль. Костлявый изможденный человек, прижавшийся к его плечу. Запах камней. И цепи — вечная недомузыка, без ритма, без мелодии. Не грозит ли ему это снова? Бежать, подумал Айк.
— Не думал, что ты здесь, — услышал он. — Думал, за тобой придется побегать.
Айк поднял глаза. Перед ним стоял очень широкий человек лет пятидесяти. Несмотря на джинсы и куртку — все опрятное и дорогое, — осанка выдавала военного. Айк скосил глаза влево, потом вправо — они были одни.
— Вы защитник?
— Защитник?
Айк смутился. Знает ли его собеседник, кто он?
— Защитник, в суде. Не знаю, как это правильно называется. Адвокат.
Человек понимающе кивнул:
— Конечно, меня можно называть и так.
Айк встал.
— Тогда покончим побыстрее.
Он изнывал от страха, но никакого другого выхода не видел.
Его собеседник немного растерялся:
— Ты не заметил, что на улицах никого? Все закрыто. Сегодня воскресенье.
— Тогда что мы тут делаем? — спросил Айк.
Происходящее показалось ему страшно глупым. Ему конец.
— Делом занимаемся.
Айк весь извелся. Что-то не так. Бранч велел ему прийти сюда в это время.
— Вы не адвокат.
— Меня зовут Сэндвелл.
Возникла пауза — Айк не знал, что сказать. Когда Сэндвелл понял, что Айк впервые о нем слышит, он улыбнулся — с некоторым сочувствием.
— Когда-то я был командиром у твоего друга Бранча, — объяснил он. — В Боснии, еще до того, как с ним случилась беда. То есть до того, как он изменился. Он был честным человеком. — И Сэндвелл добавил: — Думаю, таким и остался.
Айк согласился. Есть вещи, которые не меняются.
— Я слышал о твоих неприятностях, — продолжал Сэндвелл. — Читал твое дело. Последние три года ты
Айк ждал. Это «нас» создавало впечатление, что Сэндвелл все еще связан с армией. И в то же время что-то в нем — не наряд деревенского щеголя, а скорее манера держаться — наводило на мысль, что он клюет не только из этой кормушки.
Молчание Айка начало раздражать собеседника. Айк догадался, потому что следующий вопрос был провокационным.
— Когда Бранч тебя нашел, ты вел рабов, верно? Был у них за главного, вроде надзирателя. И одним из них.
— Называйте, как хотите, — ответил Айк.
Напоминать ему о прошлом — все равно что бросить в него камень.
— Это важно. Ты перешел к хейдлам или нет?
Сэндвелл ошибался. Совершенно не важно, что думал Айк. Айк по собственному опыту знал: люди составляют обо всем суждение независимо от истины, даже если истина ясна.
— Вот потому люди и не верят вам, побывавшим у хейдлов, — сказал Сэндвелл. — Я прочитал достаточно много психологических характеристик. Вы похожи на ночных животных. Вы — существа полумрака. Живете между двумя мирами, между светом и тьмой. Ни правые, ни виноватые. В лучшем случае слегка сумасшедшие. При обычных обстоятельствах было бы безрассудно полагаться в бою на таких, как ты.
Айк знал, что его боятся и презирают. Считанные единицы спаслись из плена хейдлов; большинство отправилось прямиком в палаты, обитые войлоком. Некоторым удалось реабилитироваться и вернуться к работе, в основном в качестве проводников у шахтеров или религиозных переселенцев.
— Вот тебе мое мнение, — сказал Сэндвелл. — Ты мне не нравишься, но я не верю, что восемнадцать месяцев назад ты хотел дезертировать. Я прочел рапорт Бранча об осаде Альбукерке-десять. Я считаю, что ты действительно перешел линию фронта. Но думаю, тебе важнее было не спасти своих товарищей, оставшихся в лагере, а рассчитаться с теми, кто сделал тебе вот это. — И Сэндвелл указал на шрамы на лице и руках Айка: — Я понимаю, что такое ненависть.
Поскольку Сэндвелл, казалось, удовлетворен, Айк не стал возражать. Все считали, что он повел солдат против своих бывших захватчиков с целью отомстить. Айк оставил попытки растолковать, что, на его взгляд, армия тоже ведет захватническую войну. Ненависть в его уравнение не вписывалась. Она была ни при чем, иначе Айк давно бы уничтожил себя. Его вело только любопытство.
Айк и сам не заметил, как шагнул прочь от собеседника, ища защиты от солнечных лучей. Поймав на себе взгляд Сэндвелла, он остановился.
— Ты — не из этого мира. — Сэндвелл улыбался. — Думаю, ты и сам понимаешь.
Он был сама доброжелательность.
— Я уеду, как только меня отпустят, — сказал Айк. — Мне нужно отмыть свое имя. А потом опять за работу.
— Ты в точности, как Бранч. Но тут все не так просто. Суд липовый. А угроза хейдлов в прошлом. Они ушли.
— Не будьте так уверены.