Прекрасная глупая попытка
Шрифт:
Научное сообщество – одна большая деревня. Все, кто работает в смежных областях, особенно над громкими исследованиями, прекрасно друг друга знают. И уж, конечно, в курсе, когда ученые покидают постоянные должности в университетах ради прибыльных стартапов, о которых еще полгода назад никто не слышал.
– Понимаю, почему ты расстроена, – вздохнула профессор Лундгрен. – Даже я разозлилась, узнав, кто заправляет проектом. Так что да, я в курсе. – Немного помолчав, она продолжила: – Мне тоже предлагали работу. Я уже всерьез обсуждала с мужем новую должность, когда выяснила, кто за этим стоит. И тогда я послала их куда подальше.
Я и раньше чуть что бросалась в слезы, а после случая на складе стала еще чувствительнее.
Профессор Лундгрен достала из ящика пару салфеток. Слезы студенток – не
– Спасибо, – пробормотала я. – Не за салфетки, а…
– Я поступила так не из-за тебя.
– Понимаю, но все равно спасибо.
Она улыбнулась, и я задала главный вопрос:
– Вы знаете, что они задумали?
– Нет. Они не вдаются в детали, пока не подпишешь контракт. Но ты ведь читала интервью? Есть соображения?
– Конечно. Вот что странно: зачем им понадобилось столько компьютеров? И специалисты по искусственному интеллекту? Судя по интересу к оптоэлектронике, биоинженерии и нейробиологии… Они сделали открытие, да?
– Определенно. Какое – пока не знаю.
– Нет, знаете! – не выдержала я. – Они разрабатывают высокоскоростной нейрокомпьютерный интерфейс! Пока я тут копаюсь с Томасами, пытаясь простимулировать два нервных узла одновременно, они переносят в компьютер бессмертный человеческий разум! Ну или вроде того. И вы могли принять в этом участие! Здесь мы отстаем от них лет на десять. Может, вам стоило согласиться?
Профессор Лундгрен сложила руки, словно в молитве, и приблизила к губам. Хорошо знакомый жест, повторявшийся всякий раз, когда мы попадали в затруднение: барахлил спектрометр или у кого-то из Томасов случался припадок…
– Миранда, я в науке не первый день. Я видела, как свершаются большие открытия, и знаю, что порой будущее наступает именно так – стремительно, ломая старые догмы. Но подобный прогресс не обходится без жертв, и я отнюдь не о крысах. Разумные ученые такого избегают. Соглашусь: скорее всего, компания Петравики работает с человеческим разумом. Не знаю, что именно они делают, но, судя по активному набору сотрудников, скоро начнутся испытания на людях. И сдается мне, в Пуэрто-Рико они сидят потому, что хотят обойти нормы охраны труда и безопасности. Этих мужчин – увы, чаще всего это именно мужчины – не заботят риски, ведь они воображают себя героями. Знакомая история. Тщеславие, и больше ничего.
– Разве не амбиции двигают прогресс? Я тоже хочу многого добиться. Как и вы.
– Хороший аргумент, Миранда. Против амбиций я ничего не имею. Хочешь упорно трудиться, чтобы достичь высот – да ради бога! Ты еще так молода – и уже многое сделала. Тебе должно хотеться большего. Вопрос в том, что значит «достичь высот» лично для тебя.
– Для меня это не просто «отлично поработать». – Прозвучало довольно глупо, так что я пояснила: – Моя работа должна помочь стольким людям, сколько я не встречу за всю жизнь.
– Хорошо. Для тебя это так. А для некоторых людей «достичь высот» – это просто создать нечто грандиозное. Они убеждают себя, что если достаточно громко о себе заявить, то по умолчанию поможешь обществу и войдешь в историю! – Профессор Лундгрен с шумом втянула носом воздух и уже спокойнее продолжила: – Я сразу чувствую такого рода амбиции. Подобные новаторы не делают мир лучше, они используют колоссальный потенциал, чтобы всего лишь… – она замолчала, подбирая слова, – …ощутить свою значимость. С такими людьми я работать не стану. Если они, несмотря на связи и богатство, не считают себя значимыми – то что они думают об остальных?
Немного помолчав, я спросила:
– Выходит, вы часто сталкивались с такими людьми?
– Я и сама была такой, Миранда. И вновь стану, если дам себе волю.
Вот она какая – настоящая Констанция Лундгрен! Удивительно, что она настолько мне открылась. Просто исторический момент! Мне хотелось достать блокнот и записать каждое ее слово, но любопытство перевесило.
– Вы знаете кого-нибудь из тех, кто работает у Петравики?
– Знаю. А почему ты спрашиваешь?
Я замялась.
– Ты правда хочешь в это ввязаться? – Профессор Лундгрен вздохнула. – В ближайшие месяцы тебя ждет много – очень много – работы, если, конечно, ты намерена весной защититься. Сейчас не лучшее время для слежки за миллиардерами. Кстати, тебе не помешает побольше общаться
Профессор была права – я почти ни с кем не общалась. Честно говоря, ее слова ударили по больному. После возвращения я так и не наладила контакт с коллегами. Они вместе ходили в бары и караоке, играли в настолки, а я каждый раз отнекивалась: «Сегодня не смогу». Раньше у меня были тут друзья, а теперь мне казалось, что нас ничто не связывает. Я словно против воли вернулась в старую версию собственной жизни.
– Вы правы, профессор. Забудьте, что я говорила, и спасибо вам за совет.
Конечно, мой интерес к делам Питера не угас. Мы обе это прекрасно понимали. Я солгала ради общего спокойствия, и доктор Лундгрен приняла мою ложь – а что оставалось делать?
– Рада помочь, – улыбнулась она. – Ты пока не готова в это поверить, но твое исследование и правда может изменить мир, так что твои амбиции найдут здесь наилучшее применение. Я горжусь, что ты с нами.
В тот момент я не могла воспринимать похвалу. Я лишь подумала, что профессор решила поберечь мои чувства, а я уже никогда не совершу ничего стоящего.
Если только не выясню, что творится в лаборатории Петравики.
Фрагмент подкаста «Дом, милый дом» с Блейком Вольфом
Блейк Вольф. Энди, как человек, у которого в студии уже побывало много гостей, я кое-что заметил. Надеюсь, ты не обидишься. К твоему мнению многие прислушиваются, у тебя талант быстро добраться до сути вещей, и… в общем, не верится, что тебе двадцать четыре.
Энди Скемпт. Хочешь сказать, я похож на подростка?
Б. В. (Смеется). Ты знаешь, о чем я.
Э. С. Думаю, я просто рано повзрослел. Точнее, мне пришлось. Я, конечно, упрощаю, но если рыбку поместить в аквариум побольше, она вырастет, чтобы ему соответствовать.
Б. В. Ну нет, легко ты не отделаешься! Должно быть что-то еще. Расскажи, почему вчерашний студент так хорошо разбирается в людях?
Э. С. Одно слово: «Гамильтон».
Б. В. Ты имеешь в виду мюзикл или отца-основателя [12] ?
Э. С. (Смеется). Все и сразу. Ближе к середине мюзикла есть песня под названием «Комната, где все происходит».
Б. В. (Напевает). «Я хочу попасть в комнату, где все происходит, где все происходит…»
Э. С. Точно! Так вот. В прошлом году, как ты помнишь, я угодил в центр большой передряги, – и говоря «в центр» я ничуть не преувеличиваю. В общем, тогда я послушал эту песню и подумал: не все мы настолько амбициозны, чтобы вершить грандиозные дела, но каждый из нас мечтает при них присутствовать. Не все хотят быть великими писателями, гениальными художниками или утверждать законопроекты, однако все без исключения хотят быть в «комнате, где все происходит». Мы жаждем наблюдать за большими событиями, ощущать себя их частью.
Б. В. Гм-м.
Э. С. В общем, тогда я понял, что нахожусь в той самой комнате. Что многие мечтают оказаться на моем месте. А я почти ничего не чувствовал, ведь комната походила на мою собственную. И это еще не главное. Настоящим озарением стало то, что я по-прежнему стремился попасть в комнату – просто в другую! Мы все хотим стать частью важных событий, но не найдется и двух людей, для которых важно одно и то же. Теперь я уже не так стремлюсь в свою комнату мечты. Я хочу помочь людям выбрать нужные комнаты и показать, что все мы – часть чего-то важного. Ведь тем, кто считает свои комнаты никчемными, действительно нужна помощь.
12
Отцы-основатели – группа американских государственных деятелей, сыгравших ключевую роль в становлении США как независимой страны. Среди них – Джордж Вашингтон, Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон, Александр Гамильтон, Джон Адамс и другие.