Прекрасная леди

Джойс Бренда

Аманда вдруг подскочила на месте от возмущения.

— Вы задаете слишком много вопросов о моей матери. — Мысли лихорадочно зароились в ее голове. Де Уоренн слыл бесстыдным дамским угодником, а ее мать была очень красива. Неужели он заинтересовался Дульсией Кэрр?

Сердце затрепетало от отвратительного предположения.

— С вами все в порядке? — спросил капитан.

Она не могла изобразить даже подобие жалкой улыбки.

— Аманда?

— Вы знакомы с моей матерью? — резким тоном осведомилась она.

— Боюсь,

нет, я не знаю никого из Стрейтфернов.

Аманда с явным облегчением откинулась на стуле.

— Я очень удивлен тем, что ваша мать позволила вам отправиться в Вест-Индию с вашим отцом, — мимоходом заметил он.

Аманда была настолько успокоена тем, что де Уоренн явно не собирался превращать ее мать в свою любовницу — это она поняла по его ровному, безучастному тону, — что даже не задумалась над его вопросом и выпалила честно:

— А она и не давала подобного разрешения. Папа забрал меня силой, вырвав прямо из ее рук, чем буквально разбил ее сердце. — Когда брови де Уоренна приподнялись от изумления, она добавила, пытаясь защитить отца: — Ему не разрешали меня видеть. Если бы мама была добрее, он бы никогда не забрал меня и не увез так далеко. Но она не позволила ему ни одной встречи со мной. Он очень тосковал без меня, поэтому и решился на такой шаг.

На лице де Уоренна появилось мрачное выражение.

— Мне очень жаль. Это ужасная история.

Аманда безразлично пожала плечами.

— Я все равно ничего не помню. Я даже не помню маму. Мне так обидно, что я ее забыла, — добавила она.

— Возможно, это даже к лучшему, что вы не помните, как вас вырвали из рук матери, — заметил он, испытующе глядя на Аманду.

Она посмотрела ему в глаза:

— Я люблю папу. И я рада, что он забрал меня тогда.

Задумчиво изучая ее лицо, де Уоренн отозвался:

— Я знаю.

Несмотря на свое признание, в глубине души Аманда чувствовала грусть. Это ощущение не было похоже на горе, которое съедало ее после смерти отца. Дочь пирата не могла не спрашивать себя, какой была бы ее жизнь, если бы отец не приехал тогда, чтобы увезти ее из Сент-Мавес. Этот вопрос мучил Аманду большую часть жизни.

Она подняла глаза на капитана и снова принялась обороняться:

— Мама — настоящая леди, а я — нет. Я никогда не буду леди, но это меня не заботит. Я люблю море. И если бы могла сама выбирать свою судьбу, я бы оставила все, как сейчас, — осталась бы на этом большом красивом корабле, бегущем по волнам, навсегда.

Густые темные ресницы де Уоренна дрогнули, спрятав прекрасные синие глаза. Он хранил молчание, задумчиво перебирая столовые приборы.

— Вы, вероятно, считаете меня дурочкой, — предположила Аманда, горько вздохнув, а потом призналась: — Иногда я и сама считаю себя дурочкой.

Капитан по-прежнему не решался поднять на нее глаза.

— Нет. Я не думаю, что вы глупы, Аманда. — Его голос струился мягко, будто нежное прикосновение шелка. Этот

искренний тон неожиданно вызвал знакомое уже покалывание.

Де Уоренн по-прежнему сидел опустив лицо, а Аманда пыталась как следует рассмотреть его. Любуясь красотой этого мужчины, она ощущала такое волнение, что забывала дышать. Его высокие скулы немного порозовели, несомненно от вина. Если бы несколько дней назад кто-то сказал Аманде, что она будет ужинать наедине с Клиффом де Уоренном в капитанской каюте на его фрегате, она просто хохотала бы до колик в животе. Но она была здесь, с ним, наедине, и он задавал ей множество глубоко личных вопросов, явно искренне заинтересованный ее жизнью.

А еще ему нравились ее волосы. Он сказал, что они красивые.

Женщина, которая отражалась тогда в зеркале дома в Уиндсонге, та самая, в роскошной белой ночной рубашке с кружевами, была удивительно привлекательной. Даже сама Аманда признавала это.

Но та очаровательная женщина была чужой, незнакомой — та женщина не была ею. На самом деле она была всего лишь Амандой Кэрр, которую большинство жителей острова называли Дикаркой или дочерью пирата, тощей девчонкой с длинными растрепанными волосами, носившей потертую мальчишескую одежду.

И все же прекрасная ночная рубашка по-прежнему лежала в ее мешке, оставленном на койке в каюте на нижней палубе. А ее волосы можно было расчесать и уложить…

Аманда вдруг представила, как заходит в каюту де Уоренна с лентой в волосах, наряженная в кружевную ночную рубашку. А еще она вообразила, что он смотрит на нее — совсем так, как утром, в большом зале дома в Уиндсонге. Аманда густо покраснела, ее сердце гулко забилось в груди.

Де Уоренн медленно поднял на нее глаза, и их взгляды встретились.

Неожиданно все звуки в каюте будто растворились. Исчезло все — и мягкий шорох парусов, и едва слышный плеск воды о корпус корабля, и тихий скрип каната, и стук якорной цепи… Остался лишь магнетически притягательный и сильный мужчина, сидевший напротив Аманды, и ее собственное неистовое сердцебиение.

Как же Аманда хотела, чтобы он поцеловал ее! Отрицать это и дальше было просто бессмысленно. Сейчас она не могла думать ни о чем другом.

Де Уоренн смущенно закашлялся:

— Нам нужно поесть, пока ужин не остыл.

Аманда, казалось, потеряла дар речи. Прежде ее никогда не посещали подобные желания, она никогда не хотела, чтобы к ней прикасался какой-либо мужчина, но сейчас она мечтала о том, чтобы де Уоренн целовал и ласкал ее, и она сама хотела отвечать на эти поцелуи и ласки. Но ведь он уверял, что им движут лишь самые благородные намерения…

Капитан снял крышку с первого серебряного блюда, и оттуда с шипением вырвался пар, смешанный с сочным ароматом жареной цесарки. Когда он любезно передал ей блюдо, Аманда с трудом смогла выдавить из себя улыбку. Наверное, пришел момент как-то отблагодарить его?