Прекрасная толстушка. Книга 1
Шрифт:
— Вышеназванные органы очень надеются, что вы достойно будете представлять нашу великую страну и не ударите в грязь лицом перед неожиданными трудностями. С этой минуты вы поступаете в мое полное распоряжение и обязаны каждый день давать мне исчерпывающий отчет по телефону, во сколько бы вы ни освободились. Вот вам номер телефона.
Он, предварительно написав на нем телефон, вырвал из блокнотика еще один листик и протянул мне. Потом достал из кармана и положил передо мной две фотографии. На них были двое неприметных мужчин
— Запомните этих людей. К ним вы всегда можете обращаться, если возникнет какая-нибудь нештатная ситуация.
— А как я их найду? — спросила я, незаметно отстраняясь от дыма забытой им папиросы.
— Они будут постоянно рядом и сами вас найдут, если случится что-то непредвиденное. Вы должны всячески ограждать товарища Ива Монтана с супругой от всевозможных провокационных вопросов и заявлений…
— Каким образом? — тревожно спросила я.
Евгений Кондратьевич поднял брови и внимательно посмотрел на меня, словно внезапно засомневался в правильности выбора кандидатуры.
— Вы их просто не переведете, — сказал он после длительной паузы. — Не переведете этих сукиных детей! — крикнул он и оглушительно шлепнул ладонью по шаткому столику. Пепельница подпрыгнула и задребезжала. Папироса, свалившись с бортика пепельницы, покатилась по полированному столу и упала на ковер. — Не переведете — и все, — повторил он, внезапно успокоившись.
Он встал, нагнулся, поднял папиросу.
— И эти подонки и отщепенцы подавятся своими провокационными вопросами и заявлениями, — сказал он и с таким ожесточением смял папиросу в пепельнице, что из нее брызнул табак.
Он сел, достал из коробки следующую папиросу и, проделав с нею точно такие же манипуляции, положил на борт пепельницы. Дым опять пополз мне в лицо.
— Вам разрешено входить в гостиницу, принимать мелкие подарки и сувениры, выполнять различные просьбы и поручения, предварительно посоветовавшись со мной. Каждое утро за вами будет заходить машина, и вы вместе с Андреем — так зовут другого переводчика, вашего напарника, — будете приезжать ко мне на инструкцию…
— Куда приезжать? — простодушно спросила я.
— Туда, куда вас привезут, — невозмутимо ответил Евгений Кондратьевич. — После инструкции вы будете направляться в гостиницу и сопровождать наших дорогих гостей до отбоя. Вдвоем или поодиночке, смотря по обстоятельствам. Вы должны ни на секунду не терять их из вида. Товарища Ива Монтана в случае чего будете сопровождать вы, а супругу… — он как-то со значением подкашлянул, — Симону Синьоре будет сопровождать Андрей. Вам все ясно?
Я кивнула.
— Не слышу ответа, — ласково произнес он.
— Все ясно, — звонким пионерским голосом выкрикнула я и чуть не вскинула руку в пионерском салюте.
Евгений Кондратьевич с печальным сожалением покачал головой.
— Я вижу, вам не все ясно… — с отеческой укоризной произнес он. — Это вам не игрушки! Это — не краденый каракуль покупать и со всякими подозрительными личностями якшаться. Это серьезнейшее политическое мероприятие. И здесь не может быть «все ясно»! — Он удивительно точно повторил мою интонацию. — Здесь должно быть все ясно! Таких, как вы, сотни! Тысячи! Но именно вам оказано высокое доверие. — Он многозначительно поднял палец вверх. — Очень высокое. И я вам по-дружески советую его оправдать.
Я чуть было не брякнула, что очень дорожу его дружбой, но вовремя сдержалась. Меня интересовало совершенно другое.
— Скажите, Евгений Кондратьевич, — робко обратилась я к нему, — мне придется его сопровождать и на концерты?
— И на концерты, и на концерты, — ответил он, укоризненно качая головой, словно заранее зная, что я скажу.
— А можно мне будет еще один билет или пропуск?..
— Можно. Только никаких контактов во время работы. Ни автографов, ни фотографий, ничего. Можно только цветы на сцену. Товарищ надежный?
— Это моя подруга — сказала я.
— Знаю, что подруга. — Он недовольно поморщился. — Я спрашиваю, как она сейчас — надежная, выдержанная?
— Вполне.
— Хорошо, — сказал Евгений Кондратьевич. — Вы отвечаете за нее головой. Будет вручать ему цветы на концертах, как Мао Цзедуну… — Он лукаво усмехнулся.
Так мы с Танькой посмотрели почти все концерты.
Андрей оказался таким былинным красавцем, что, увидев его, Танька застонала, а я, кажется, поняла принцип, по которому отбирались кандидатуры для обслуживания дорогих гостей.
Когда супруги были вдвоем, то первую скрипку играл Андрей, а я у него была как бы на подхвате. Он сперва часто советовался со мной по поводу произношения того или другого слова, пока я ему не объяснила, что у меня произношение начала века, а его учили современному, значит, так, как говорит он, даже правильнее.
Наш спор разрешила Симона Синьоре. Она сказала, что в Париже говорят и так, и эдак, только языком Андрея говорят военные и полицейские, а моим — аристократы.
Андрей на это замечание жутко покраснел и стал еще симпатичнее. Чтобы утешить беднягу, Симона накрыла его ладонь своею и дружески пожала. От этого Андрей зарделся еще сильнее.
Ив звал меня «русская матръёшка». Началось это после того, как мы в магазине «Подарки» на улице Горького купили ему огромную полуметровую матрешку. Он нес ее по улице, прижав к груди, и привлекал всеобщее внимание. Потом, оглянувшись на меня, воскликнул с лукавой улыбкой:
— Я не знаю, кто из вас больше матръёшка — она или ты, но вы мне обе очень нравитесь. Жалко, что нельзя вас обеих сразу обнять.
По-русски это звучит как-то неуклюже, или я не могу это перевести, сохранив весь галльский блеск, но по-французски это было сказано изящно…