Прекрасная толстушка. Книга 1
Шрифт:
Таким манером он сделал еще один полный круг и закончил тем, что внезапно отпаснул мяч мне. Я машинально выбросила вперед руки и поймала его неожиданно для себя.
— Молодец! — весело, чуть запыхавшимся голосом сказал Нарком. — Отличная реакция. Если я буду собирать команду, пойдешь ко мне вратарем.
— Я боюсь, у меня не получится… — виновато улыбнулась я.
— И правильно! Не ходи! Там все время нужно падать. А падать такой нежной девушке нужно только на что-то очень мягкое… Правильно я говорю? — Он вопросительно взглянул на меня.
Я не знала, что ответить, и опустила глаза.
— Положи мячик на место — и обедать, —
Обед был в чисто грузинском стиле. Вместо хлеба был горячий лаваш. Много зелени. На закуски подавали лобио, сациви, какую-то соленую кудрявую травку, грузинский белый сыр, помидоры, огурцы, редиску. Потом было огненное харчо, а на второе запеченная целиком крупная форель, которую я не только никогда не ела, но и видела-то впервые.
— Может, тебе что-то не нравится? — спросил он в самом начале. — Мы тогда попросим принести тебе что-нибудь другое.
— Нет-нет, — поспешила я его успокоить, — все очень нравится. Совершенно другие запахи… Я все это впервые пробую.
— Так пахнет моя родина. Человек до самой смерти помнит запах своей земли, еды и первой любви… Когда человек отказывается от родной еды и от своей любви, он перестает быть человеком и от него можно ждать чего угодно…
Он произнес это с глубокой горечью и раздражением. Было понятно, что он имеет в виду какого-то конкретного человека, но кого именно, мне тогда и в голову прийти не могло.
Чтобы загладить это тягостное впечатление, он вдруг подмигнул мне и спросил:
— А чем пахла твоя первая любовь?
Вопрос был такой неожиданный, что я даже вздрогнула как от выстрела. Ведь ответ на этот вопрос мог потянуть за собой и другие вопросы, и тогда мне пришлось бы рассказывать все. И об Илье, и о Макарове. Но врать, делать вид, что я еще девочка, и мне рано говорить о любви, было бессмысленно. Поди знай, как все обернется… И как я тогда буду выглядеть со своим враньем? Все это промелькнуло в моей голове за долю секунды, и я сказала:
— Снегом и мандаринами… И еще чуть-чуть сапожной ваксой…
— Он был военный? — быстро спросил Нарком. И, наверное заметив тень беспокойства в моих глазах, добавил: —
Потом как-нибудь расскажешь, если захочешь, конечно… Попробуй лобио.
Я попробовала.
— Ну, что скажешь? — спросил он с таким видом, словно это он готовил.
— Восхитительно!
— Молодец! — с веселым удивлением воскликнул он. — Так теперь никто не говорит. Наверное, подружки твоей бабушки в Институте благородных девиц так разговаривали? — с невинным видом предположил он.
Могильным холодом повеяло на меня от этого вопроса. Он означал, что я здесь не просто так, не случайно, что он или его люди, Николай Николаевич например, очень серьезно занимались не только мною, но и всей моей семьей. Да, наверное, и не только семьей, но и всеми моими знакомыми… И что же из этого следует?
— Есть такая примета, — через небольшую паузу, словно удовлетворившись моей плохо скрытой реакцией, продолжал Нарком, — когда первый раз что-то пробуешь, надо загадывать желание. Загадай желание, — он неожиданно подмигнул мне, — и я его исполню…
После этого мы отдали дань изумительной еде и говорили только о каких-то пустяках.
Он все время подливал мне удивительно вкусное шампанское, а сам пил коньяк.
Когда принесли форель, я посмотрела на нее с ужасом, не зная, как подступиться к этой большущей
— Не смущайся, эту рыбу умеют есть только настоящие грузины… — Он сделал паузу, довольно сверкнул стеклышками пенсне и продолжил: — А они едят ее так, — он поднял над форелью руки с жадно скрюченными пальцами, — хватают двумя руками и жрут, с головы до хвоста. Кости они сплевывают на пол. Жир течет по их небритым подбородкам, а руки они вытирают о белую скатерть и запивают форель огромным количеством цинандали из залапанных липкими руками стаканов.
Мои глаза округлились от веселого ужаса. Он же, довольный произведенным эффектом, развел руками и с сожалением сказал:
— Но мы будем ее есть по-европейски, вилками. Сразу двумя. Видишь эти маленькие вилки? Бери сразу обе и начинай с корочки.
Он ловко, одним движением снял кожу с половины рыбины, скатав ее в трубочку, нанизал на вилку и со смачным хрустом откусил.
— Это самое вкусное. Есть люди, которые самое вкусное оставляют на потом, а сперва съедают что похуже. Я всегда поступаю наоборот. Сначала и немедленно ем самое вкусное, а потом будь что будет. А то, глядишь, и не доживешь до сладкого куска… Или в последний момент отнимут. Когда я был молодой и особенно нетерпеливый, так я в борще со сметаной в первую очередь съедал сметану. Ребята из команды всегда смеялись… — Он задумчиво посмотрел на меня. — Слушай, ты случайно не знаешь, почему меня на воспоминания потянуло? Это, наверное, от старости…
— От чьей старости? — уточнила я.
— От твоей, конечно, — улыбнулся он. — Ну, ладно, продолжим нашу учебу… Когда ты скушаешь корочку, сними верхние и нижние плавнички вместе с мелкими косточками.
Он ловко подцепил плавнички, похожие из-за частых коротких косточек на гребешки, и положил на край тарелки.
— Если бы эта рыба была поменьше, то я обязательно обсосал бы эти косточки, а так нужно экономить силы, чтобы с нею справиться. Потом вилочкой, аккуратно, от хребта вниз снимаем это нежное мясо с ребрышек. Тут кроме ребер других костей нет, потому едим смело. Жевать не обязательно, это мясо само тает на языке. Но не забывай запивать вином. Конечно, положено под форель пить «Цинандали» или «Эрети», но молоденькие барышни любят шипучее и сладкое…
— Он подлил мне шампанского. — А я люблю коньяк, украшающий нежную форель как острая ароматная аджика.
Он поднял свой бокал и задумался. Потом легко кивнул своим мыслям и заговорил:
— Человек может обходиться без воздуха две-три минуты, без воды пять суток, без пищи месяц, а без любви ни мгновения. Как только он появляется на свет, он начинает любить свою мать, потом он подрастает, и у него появляются друзья, которых он любит, потом возлюбленная или возлюбленный, если речь идет о девушке. Потом человек начинает любить своих детей и внуков. Но есть еще одно чувство, которое человек получает вместе с молоком матери. Это любовь к своей Родине. Это чувство прекрасно. Оно движет каждым советским человеком. Так выпьем за то, чтобы все эти чувства мирно уживались в человеке. Чтобы любовь к близким не мешала нам любить нашу великую Родину и, наоборот, чтобы наша беззаветная любовь к Родине не запрещала нам любить наших близких, отринутых ею как чуждый или даже враждебный элемент. Выпьем за любовь без трагических противоречий и последствий!