Прекрасные авантюристки (новеллы)
Шрифт:
Да, семейная жизнь благородного лорда начиналась более чем хлопотно! Но он был не из тех мужчин, которым ведомо чувство жалости. Уитворт, с истинно британским высокомерием, сделал вид, что ровно ничего не происходит. «Если я не буду обращать внимания на эту особу, она рано или поздно успокоится и отвяжется от меня!» Ольга для него была уже прошлым, а прошлое следует забывать.
Однако это прошлое забываться никак не хотело, особа нипочем не желала успокаиваться.
Более того! Она приехала в Англию. Приехала в последней надежде что-то изменить… но напрасно! Лорд Джордж и леди Арабелла накануне отбыли в Париж, куда Уитворт был назначен послом.
Ольга заметалась, не зная, что делать. Мчаться в Париж? Но за последнее время пыл первого горя уже несколько остыл, и она начала размышлять: лорд Джордж сейчас озлоблен против нее, раздражен необдуманными, истеричными письмами. Надо дать время успокоиться теперь уже ему. Пожить в Англии, повертеться в здешнем высшем свете, набраться слухов о том, что, собственно, из себя представляет эта самая леди Арабелла… Уродина и дура, само собой разумеется, а все же хорошо бы разузнать о ней как можно больше!
Ольга Александровна прекрасно знала, что сплетни лучше всего собирать в свете. Однако не войдешь ведь просто так в чужую гостиную и не явишься на бал! Это в Петербурге для нее везде «был готов и стол, и дом». В Лондоне нужны были рекомендации. Ольга попыталась обратиться за ними к знакомым англичанам, потом к соотечественникам, однако все избегали брать на себя любую ответственность. Кто ускользал от ее просьб более или менее любезно, кто отказывал впрямую, однако результат был один — то есть вообще никакой.
Тогда Ольга Александровна воззвала о помощи к послу России Семену Воронцову. Однако она не знала, что у Семена Романовича о госпоже Жеребцовой давно уже, еще до ее приезда в Лондон, сложилось свое мнение, и это было мнение самое для нее неблагоприятное! Своему брату Воронцов писал:
«Все письма, приходящие из Берлина, и рассказы путешественников наполнили Лондон толками про неблагопристойную экстравагантность этой безумной. Тут не понимают, каким образом женщина с известным общественным положением, замужем, мать семейства, может до такой степени забыться, чтобы признаться, что она жила в незаконной связи и что она в отчаянии от невозможности продолжать прежние отношения с любовником, так как он женился…»
Ах господи боже ты мой! Какая высочайшая нравственность! Если бы сие письмо каким-то образом попало в руки Ольге Александровне, она, конечно, вволю повеселилась бы, что эти ханжеские причитания исходят от человека, чья сестра была вульгарнейшей из самых вульгарных шлюх на свете: Елизавета Романовна Воронцова — некогда любовница императора Петра III…
А впрочем, Ольге было не до веселья: она получила официальный ответ от русского посланника. Воронцов писал:
«Я имею непременное правило, которое не могу нарушить, а именно: представлять здесь, у двора, только тех особ, принадлежащих России, кои мне привозят рекомендательные письма от нашего министерства».
Коротко, ясно и очень оскорбительно!
Однако все эти добропорядочные господа просто не знали, с кем имеют дело. Чем больше препятствий встречалось на пути Ольги Александровны, тем больше она оживлялась. Все эти оскорбления имели два положительных свойства: во-первых, она начала — от злости! — забывать предателя Уитворта, а во-вторых, захотела восторжествовать над людьми, которые ее презирали. Причем восторжествовать так, чтобы уже никто из них не мог бросить в ее огород никакого камушка.
Для этого, однако, надо было обрести такой «огород», который находился бы достаточно высоко и далеко.
Она пораскинула умом и сочла, что принц Уэльский, наследник английского престола, может быть самым что ни на есть подходящим «огородником».
Воистину, для этой поразительной женщины ничто не было слишком. Она только что приложила руку к уничтожению русского императора — ей ли церемониться с каким-то там английским принцем?! С королем, конечно, это выглядело бы куда эффектнее, однако правивший в то время в Англии Георг III был очень уж одиозным персонажем!
Стиль его правления был жестким и агрессивным, вдобавок ко всему это его психическое расстройство. Приступы болезни то и дело возобновлялись. Однако беда в том, что наследник престола был существом не больно-то надежным. О нет, он не унаследовал припадков слабоумия, однако… однако не зря носил в обществе прозвище Принни. Учитывая, что слово «prince» означает по-английски также и князь, то Принни — это что-то вроде русского пренебрежительного Князек, Князечек.
Принни доставлял папеньке массу беспокойства по причине мотовства и расточительности. 60 тысяч фунтов стерлингов годового содержания ему было явно недостаточно, и он все время залезал в долги, которые парламент, коллективно стиснув зубы, все же постановлял выплатить — с большим или меньшим единодушием. Кроме того, Принни дружил именно с теми людьми, которые были особенно недовольны правлением Георга III. Особыми способностями Принни тоже не блистал: состоя в военной службе, смог дослужиться только до полковника, в то время как его младшие братья достигли высоких степеней. Время его проходило в кутежах, азартных играх и любовных похождениях. Еще в 1785 году, в возрасте 23 лет, он познакомился с очаровательной вдовой Мэри Фицгерберт. Мало что вдова — она была католичкой! Принни тайно обвенчался с ней, совершенно уверенный, что отец и парламент, поставленные перед фактом, признают брак и сделают крошку Мэри принцессой. Однако невежество вообще и незнание законов в частности сыграли с Принни плохую шутку! Этот брак — как в силу акта о престолонаследии, не допускавшего к английскому трону католиков, так и в силу королевского указа от 1772 года, запрещавшего членам королевской семьи вступление в брак без разрешения короля, — считался незаконным.
Принни, который привык получать все, что хочет, устроил скандал и отказался разводиться с Мэри. Однако он очень удачно наделал долгов — так себе, всего лишь на 680 тысяч фунтов, то есть на сумму, более чем в одиннадцать раз превышающую его годовое содержание! И парламент уперся: долгов принца не платить! А что делать? Да ничего, пусть идет в долговую тюрьму. Не хочет? Неудобно сие для члена королевской фамилии? А жениться на ком ни попадя — удобно?! Вот так, Принни: либо мы платим твои долги и ты разводишься с Мэри, либо… придется означенной Мэри носить тебе передачи в тюрьму!
В тюрьму Принни не хотелось. Он с тяжким вздохом расстался с Мэри и — это было второе непременное условие парламента — в 1795 году женился на своей кузине Каролине, принцессе Брауншвейгской.
Правда, никакого удовольствия от брака он не испытал и спустя некоторое время, лишь только Каролина родила дочь, развелся с женой. И вот уже который год он вел рассеянную жизнь богатого бездельника, вступая в беспорядочные связи и проматывая немалые деньги.
Любимым местом времяпрепровождения Принни и толпы его великосветских приятелей — совершенно таких же беспечных богатых мотов — являлся Брайтон, знаменитый морской курорт. Это был как бы филиал Риджент-парка: здесь все катались верхом и красовались друг перед другом, порою удаляясь в купальни.