Прекрасные авантюристки (новеллы)

Арсеньева Елена

Всех тогда занимал один вопрос: кто займет влиятельное место опального Мамонова? Кого всемогущая императрица отличит и выдвинет из блестящей толпы придворных красавцев?

Стояла весна 1789 года. Потемкин как раз был в отсутствии; граф Николай Иванович Салтыков, который исподтишка подсиживал светлейшего, поручил команду над конногвардейским отрядом, призванным сопровождать императрицу в Царское Село, секунд-ротмистру Платону Зубову. И осмелился обратить внимание императрицы на этого молодого человека, обладающего действительно незаурядной, волнующей красотой. Роста он был среднего, но гибок, мускулист и строен. У него был высокий лоб и прекрасные глаза… Увы, о достоинствах его как личности можно было говорить, лишь снисходительно приподняв брови. Не получив в семье никакого воспитания (как мы могли

заметить, этим страдали все молодые Зубовы!), он был к тому же малообразованным человеком; а впрочем, прекрасно владел французским языком, занимался музыкой, обнаруживал некоторый интерес к словесности, был красноречив, не лишен некоторого остроумия, причем с той необходимой толикой сарказма, которая делала его ироничным, однако не злоязычным. У него были также и другие несомненные достоинства, кои были должным образом засвидетельствованы «пробир-дамами» Екатерины: статс-дамой Анной Николаевной Нарышкиной, камер-фрейлиной Анной Протасовой и камер-юнгферой Марьей Перекусихиной. Сии достоинства, надо быть, вполне удовольствовали императрицу, и возвышение Зубова сделалось свершившимся фактом.

Вскорости человек неопытный вполне мог бы запутаться в перечислении титулов нового возлюбленного Екатерины. Зубов был теперь светлейший князь, генерал-фельдмейстер, над фортификациями генеральный директор, главноначальствующий флотом Черноморским, Вознесенской легкой конницей и Черноморским казачьим войском, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, шеф кавалергардского корпуса, Екатеринославский, Вознесенский и Таврический генерал-губернатор, член Государственной Военной Коллегии, почетный благотворитель Императорского воспитательного дома и Почетный любитель (!!!) Академии художеств.

Разумеется, возвышение Платона тотчас отразилось на его семье. Братья получили повышения по службе, а отец был назначен обер-прокурором в первый департамент сената и переехал в Петербург. В то же время в столице появилась и Ольга. Ведь Алексей Алексеевич сделался теперь статским советником, а кроме того, его избрали предводителем дворянства родного Ямбургского уезда, как тамошнего помещика. Ну а Ямбург, где ему надлежало пребывать, все же принадлежит к Санкт-Петербургской губернии.

Конечно, он полагал, что отбудет в Ямбург с женой… Однако Платон Александрович сказал зятю, что против отъезда Ольги возражает императрица, которая желает, чтобы сестра фаворита украшала ее двор.

И Жеребцов уехал один, чуя, что его ожидает участь соломенного вдовца.

Увы, он мог бы зарабатывать деньги предсказаниями! Ведь отныне Ольга считалась его супругой чисто символически.

Да, в петербургском свете сумели оценить ее замечательную красоту, главным достоинством которой были не столько безупречные черты (встречались обладательницы классической внешности, при виде которых мужчины начинали откровенно зевать!), но прежде всего — внутренний огонь, горевший в каждом взгляде Ольги, сквозивший в каждом ее движении. Казалось, весь свет солнечный устремляется к ней, сбирается в ее переменчивых глазах, сверкающих, как самоцветы, играет в ее расчетливо-беспорядочных локонах. Целый рой поклонников окружил новое светило прелести.

Да, обожателей у Ольги было много; в их числе оказался даже великий князь Павел Петрович. Правда, его очень строго приструнила императрица, принудив оставить Ольгу Александровну в покое. Мало кто знал, что Екатерина сделала это по просьбе Платона Зубова (которого умолила о помощи сестра, считавшая, что в мужчине главное — не титул, а внешность и темперамент). Но очень скоро меж многочисленными поклонниками Ольга отличила одного, полюбив его так, как была способна любить именно эта женщина, ни в чем не знавшая полумеры.

* * *

Имя этого человека было лорд Джордж-Чарльз Уитворт. Да, он был британцем. Умный, светский, вежливый, чрезвычайно тактичный. Но при этом Уитворт ничем не напоминал типичного холодного и сухого англичанина. Красивый, обаятельный, изящный, лукавый, бесстрашный наездник, удачливый охотник, азартный спортсмен, неутомимый танцор, обладатель самых прекрасных черных глаз, словно предназначенных, чтобы разбивать женские сердца, Уитворт скоро завоевал всеобщие симпатии.

Кстати, о разбитых сердцах… Некоторые дамы по нему просто-таки

с ума сходили! И не какие-нибудь барышни-простушки, хотя, впрочем, и таких было немало. Среди фрейлин Екатерины Алексеевны была графиня Анна Толстая. Молодая, красивая, богатая и очень несчастная в браке с человеком грубым и жестоким, она считала свою жизнь унылой и неудачной. И вдруг заметила, что некий лорд Уитворт с особым выражением устремляет на нее свои дивные черные глаза…

Бедняжка Анна Ивановна! Она и вообразить не могла, что очаровательный сэр Джордж смотрит совершенно так же на всех женщин и верить его обещающим взорам следует не больше, чем предсказаниям авгуров. Тем не менее она сочла, что любовь восхитительного милорда — вполне достойная компенсация судьбы за несчастный брак.

Подруга Анны Ивановны, фрейлина Варвара Головина, замечательная интриганка и весьма завистливая особа, немедленно занесла в свой дневник следующие обличительные строки:

«Рассказ об Уитворте должен войти в число самых тяжелых. Давно уже питал он к графине Толстой притворную страсть, то есть желал ее погубить, скрывал свои чувства под личиной, самой привлекательной для честной женщины. Никогда не говорил он ни одного слова, способного возмутить ее достоинство, обращался к ней всегда с полным уважением и вниманием. Эта игра продолжалась несколько времени. Наконец она заметила внушаемое ею чувство, но сомневалась в этом. Однако соседство с лордом Уитвортом мне не нравилось, я никогда не могла выносить нежных чувств мужчины к замужней женщине! Хотя поведение лорда Уитворта в то время еще не было предосудительным, легко было заметить, что он становится все менее и менее сдержанным. Последствия вполне оправдали мое беспокойство!»

Мало-мальски разумный человек скажет, что обе дамы явно приняли желаемое за действительное! Анна Ивановна хотела быть любимой, Варвара Николаевна желала защитить эту fortress of virtue [39] от искусителя Уитворта… возможно, потому, что ее собственная fortress of virtue никем не осаждалась.

Каковы же были последствия того, что графиня влюбилась? Как и следовало ожидать, она теперь беспрестанно наезжала в Петергоф или Царское Село — в зависимости от того, где находился в это время лорд Уитворт. Это очень беспокоило Головину… и не напрасно! Следующая запись в ее дневнике гласит:

39

Крепость добродетели (англ.).

«На другой день Анна вошла в мою комнату и заперла за собой дверь. Затем она бросилась передо мной на колени, проливая горючие слезы, и призналась в сильной страсти к лорду Уитворту, с которой не могла более бороться.

— Вы, вероятно, меня осудите, — говорила она. — Я заслуживаю ваших упреков, ибо не была откровенна и не обращала внимания на ваши советы.

Я искренне обняла ее и умоляла вырвать из своего сердца источник будущих бесконечных горестей и страданий.

Она успокоилась. Довольная улыбка осветила ее прекрасное лицо. Никогда не забуду этой минуты ее победы над собственным сердцем! Я с трудом могла сдержать чистую и искреннюю радость. С ее разрешения я написала Уитворту, сообщив, что она только что призналась мне в своих чувствах к нему, что я считаю его за бесчестного человека и не могу более ни уважать, ни принимать у себя».

Что и говорить, женская логика на рубеже тех давних веков могла бы ошеломить кого угодно. Графиня Толстая (дама замужняя) страстно любит лорда Уитворта (холостого джентльмена), и он при этом человек совершенно бесчестный…

Смысл сей инвективы [40] и вина Уитворта, судя по всему, заключались в том, что он графиню Анну Ивановну просто в упор не видел. Его взоры в это время были устремлены совсем в другом направлении…

Лорд Джордж и по сути своей был человеком светским, и по должности принужден был часто бывать при дворе. Он очень сошелся с Платоном Зубовым и, конечно, не мог не познакомиться с его сестрой.

40

Обличение (лат.).